— Да тише ты! Чего орёшь, как медведь, — тут же зашипели мне на ухо, и чья-то ладонь зажала мне рот: — Тише. Наверху немцы.
«О, кстати, и немцы ещё в том идиотском сне были», — согласился с шипящим я, а потом, ощутив, что лежу не на кровати, а на сыром, холодном, явно бетонном полу, отодвинув чужую руку, прохрипел: — Где я?
— В подвале больницы. Мы с тобой в подвал провалились, — прошептал немного знакомый голос.
— Э-э, — только и смог на это ответить я и аккуратно пошевелил конечностями.
На первый взгляд, все органы работали, как им и полагается. Во всяком случае, руки и ноги гнулись — и то хлеб.
Облокотился на локти и сел. Спина немного побаливала, как, впрочем, и голова. Потрогал повязку и, поняв, что она в пыли и грязи, вспомнив про проведённую на глазах операцию и осознав, что при таком уходе до возможного нагноения и осложнения рукой подать, обеспокоенно поинтересовался: — Товарищ, а не подскажете, где мне найти медсестру и врача?
Собеседник хмыкнул и, сев рядом, прошептал:
— Сейчас нигде. Думаю, они успели эвакуироваться в Новск. А если нет, то либо убиты, либо в плену у немцев.
И тут я, в который уже раз, взорвался.
Однако ввиду того, что горло пересохло, голос мой был не громкий и сиплый:
— Да Вы опять за своё, что ль⁈ От паники все тут голову потеряли⁈ Какие, к чёртовой бабушке, немцы⁈ О каких немцах мне всё время твердят с самого утра⁈ Что за немцы такие на больницы нападают⁈ Прошу высказывать свои мысли яснее!
— Да куда уж яснее, Забабашкин? Ты же не с Луны свалился. Сам же утверждал, давая показания, что с июля воюешь, — произнёс собеседник и в его голосе я, наконец, узнал того самого военного, что меня сопровождал по лестнице на выход.
— Товарищ лейтенант, это Вы?
— Я, Забабашкин, я, — ответил тот.
Обрадовавшись, что рядом есть тот, кто хоть немного знаком, и кто может хоть что-то знать, решил ковать железо, пока горячо.
— Товарищ лейтенант, где мы?
— Я же тебе пояснил: мы в подвале больницы.
— И как мы сюда попали?
— Снаряд разорвался под лестничным пролётом первого этажа. Перекрытия рухнули вниз. Упали мы с тобой, потеряв сознания. Я очнулся первым, огляделся, лежим мы под завалом кирпича, камня и балками, что с крыши упали. Повезло нам, очень повезло — нас не раздавило в лепёшку. Мне только ногу куском кладки прижало. Ну, кое-как освободился, ты без сознания, вокруг с десяток убитых. Хотел было позвать кого-нибудь на помощь, но вовремя опомнился, гусеницы услышал, лязгают. Окошко тут есть, через него глянул — ну и увидел, что в посёлок входят гитлеровцы. Что-либо предпринимать было опасно, поэтому решил до темноты укрыться в дальней части подвала, а уж ночью найти возможность и постараться выбраться из города. Пульс у тебя пощупал, живой. Взял тебя с собой, пролез в это техническое помещение, перетащил сюда тебя и завалил лаз кусками битого кирпича и хламом. И вот мы здесь.
— Зачем завалил? — ошарашенно произнёс я, уже прекрасно понимая, что происходит. — Ведь надо, наоборот, наружу выбираться.