Он не отвечает, просто смотрит на меня своими черными глазами, которые так болезненно напоминают мне другие глаза. Джейса. Я отбрасываю мысли о его прекрасном лице. Потому что мне слишком больно даже думать о нем.
Я больше никогда его не увижу.
Делаю неуверенный шаг к Дорнану и его клинку, мои ноги дрожат от прилагаемых усилий.
Он не отступает. Не останавливает меня. Думаю, в этот момент он знает, что я не смогу одолеть его, не смогу перехитрить, не смогу пройти мимо него. Я ничего не могу с ним сделать, что могло бы заставить его волноваться.
Я медленно поднимаю руку и обхватываю пальцами кулак — тот, что сжимает выкидной нож.
— Ты мог бы сделать это сейчас. Перережь мне горло.
Я не хочу умирать. Не призываю его нажать на пресловутый спусковой крючок и разбрызгать мои мозги об стену из-за какой-либо храбрости или неуважения к моей жизни.
Просто хочу, чтобы мучения закончились.
Веселье растекается по его лицу, когда он свободной рукой высвобождает свой кулак их моих пальцев.
— Я не устал, — говорит он, посмеиваясь. — Ты действительно думаешь, что уже достаточно страдала?
Думаю о том, когда начались мои страдания, о семи шрамах, которые теперь исчезли с моей плоти, о жжении, агонии и печали от всего этого.
— Да, — говорю я. — Да.
— Ну, я не согласен, — говорит он. — На самом деле, я думаю, что мы только начали.
Гнев переполняет мою грудь, и я огрызаюсь.
— Ты меня отравляешь? — визжу я. — Ты, черт возьми, меня отравляешь? — решительно указываю на ведро с рвотой в углу. — Ты трус. Используй свои руки. Используй нож. Только трус станет отравлять своего гребаного пленника.
Он протягивает руку и тыкает пальцем мне в грудь, заставляя меня отступить назад, пока моя спина не оказывается у стены.
— Я скажу тебе, почему тебя тошнит, — говорит он. — Дело не в сэндвичах, малышка. Это яд внутри тебя. Это души моих сыновей разрывают тебя на части.
Он ухмыляется, его слова бессмысленны, но, тем не менее, звучат тревожно. Я вздрагиваю, представляя, как черви, похожие на Чада, Макси и остальную компанию, ползают по моим венам, как мутный сироп. Черные и токсичные прожигают мои вены, пока я не превращаюсь в кровоточащий, зараженный труп.
— Это сыновья, которых я уже убила? — снова огрызаюсь. — Или те, которых только собираюсь?
Его широкая улыбка дергается, и вдруг я понимаю, что смертельно устала от этого танца, который мы исполняем последние несколько недель. Так чертовски устала от всего.