— Мне жаль, что все так вышло. — делает паузу и добавляет. — Я люблю его ещё со старших классов. — раздражение мгновенно превращается в бурлящую ярость. Я впиваюсь пальцами в прилавок и, как кобра, делаю бросок вперед:
— Так и женились бы после старших классов и не ломали бы судьбы. Тогда бы не родилась я, и мне не пришлось бы стать свидетелем морального разложения моего отца. — агрессивно тычу в нее пальцем. — И если бы тебе было по‐настоящему жаль, то ты бы поступила честно, а не жалась с моим отцом по углам. И моя мать не была бы смешана с дерьмом. И я бы не потеряла остатки уважения к своему отцу. Я бы… — не выдерживаю давления эмоций, рухнувших на меня, как бетонная плита, и начинаю плакать. Я ненавижу себя за это. Ненавижу за то, что это я не могу держать удар, а — не она.
— Мне правда жаль, детка. — произносит еле слышно. Я не была готова к её жалости. Это просто невыносимо.
— Да пошла ты!
На понимание, эмпатию и признание ошибок способен только сильный человек, у которого все в порядке. У Нины прекрасный сын, у которого есть Ксюша, свое дело, и чего уж таить, мой отец, который любит её. Я не слепая. То, как он защищал её, говорит обо всем.
А у меня в восемнадцать лет разбитые мечты, рухнувшая иллюзия семьи и отсутствие права выбора.
Не могу остановить поток слез. Достаю деньги и кладу на стол. Она хочет что-то сказать, но я останавливаю её жестом. Желание приложить ее о стол пропало. Ненависть затаилась и отошла немного в сторону. Забираю действительно красивый букет и стремительно выхожу на улицу. Ледяной ветер треплет волосы. Рукавом пальто вытирают нос. Сую букет в руки проходящей мимо женщины, игнорируя её недоуменный взгляд, иду в сторону набережной. Зачем я пришла? Посмотреть на неё? Посмотрела? Тебе фотографии не хватило? Что за необъяснимое желание помучить себя. Облегчения не наступило. Я иду ещё быстрее и, наконец, срываюсь на бег.
6
Кира — миловидная блондинка с отвратительным характером. А может воспитанием, я пока не разобралась.
— Волосы на работе так носить нельзя. — рассматривает меня как таракана, который случайно забежал в ресторан.
— А как можно?
— Назад их нужно убирать. — раздражённо дергает рукой, имитируя гладкую укладку. — Официанты работают в черном. Внизу можешь носить джинсы, брюки не обязательны, но сверху должна быть рубашка.
— Бармен вон в футболке. — киваю в сторону высокого парня, который делает какой-то замысловатый коктейль. — А у той девушки наполовину собранное каре. Волосы внизу висят.
Кира шумно выдыхает, словно призывает себя к терпению, голос звучит с нажимом:
— Волосы убрать, рубашку надеть, тупых вопросов не задавать. Домой возьмёшь меню, изучишь.
— То есть Вы сами решаете, кому и как одеваться? Субъективно? — намеренно обращаюсь к ней на вы, хотя Гриша предупреждал о плоской иерархии.
Мои волосы убраны в небрежную французскую косу, ничего не висит и не представляют никакой угрозы для тарелок посетителей.
— Слушай, — она понижает голос. — Я беру тебя на работу, только потому что Гриша так сказал. Мне здесь богатенькие косорукие соплячки не нужны. Разгребать за тобой потом косяки мне придётся. Работаешь здесь до первого замечания, первая жалоба — вылетишь как пробка. — она протягивает мне меню в кожаной обложке с именным логотипом. — И чтобы ты знала, я иногда делаю сотрудникам поблажки, если они прекрасно работают и всегда готовы выйти на замену.
— А если её волосы в суп гостю попадут, то Вы им тоже про поблажки расскажете или скидку предложите? — если честно, то мне плевать кто и как ходит. Но и хамство я терпеть не собираюсь. Она сама навесила на меня ярлык, не разбираясь, и тут же возненавидела. К тому же я совершенно не боюсь, что меня погонят. Терять мне нечего.
— Меню должно от зубов отскакивать. — чеканит злобно. — Начинаешь работать со следующей недели. И чтобы без опозданий, поняла?