Застенец 2

Вид мерзких бугров-шрамов произвел на Императора сильное впечатление. Его Величество побледнел и отступил назад, словно собираясь составить мне компанию и драпануть следом.

— Что это?

— Цена за Расщепление, — усмехнулся князь, отбросив одежду в сторону и встретившись стальным взглядом с братом. — Только не говори, что не слышал об этом термине.

— Ты безумец, — прошептал Его Величество, потеряв всю свою высокомерность. — Вот зачем тебе были нужны сульфары из крематория!

Надо отметить, что и сопровождающие единички как-то сразу напряглись. По крайней мере, концентрация силы в воздухе возросла, сдавив ребра.

— Да, — признался князь. — Я надеялся все провернуть тихо, без лишнего шума. Но видишь, как все обернулось. Застенец не продал землю сразу, а после время было потеряно. Ты перепрятал сульфары, Бабичев запаниковал, и мне пришлось в срочном порядке привлекать Галицкого. Но знаешь ли, в чем ты ошибся, братец?

На самом деле Владимиру Георгиевичу не нужен был собеседник. Да и не существовало никого в этом домике, кто желал поговорить с сильнейшим магом Империи прямо сейчас.

— Переворот? — произнес князь так брезгливо, словно это была слюна, давно скопившаяся во рту. — Ты никогда не мог мыслить масштабно. Я не хочу совершать переворот. Стать очередным царем вместо тебя? Я сделаю настоящую революцию. Покажу всем, что человек может быть Богом. Понимаешь, братец? Да что я с тобой говорю, конечно, ты не понимаешь.

Это не было похоже на знакомую мне магию. Никаких форм, элементов ковки или литья. Никаких привычных заклинаний. Сила князя медленно стала расходиться вокруг бритвенно-острым кольцом, заполняя все пространство.

Благо, единички Императором были отобраны для ночного путешествия не просто так. Управление магией каждого осуществлялось разными способами. Максутов давил жестко, в одну точку, стремясь образовать брешь в чужом даре. Киселев рывками обрушивал мощнейшие удары на заклинание, а Никитин напоминал ожесточенного мангуста, пытающегося с разных сторон укусить кольцо.

Я наблюдал за этим зачарованно, на время забыв обо всем. Что несколько минут назад мог погибнуть, что был смертельно обижен на Максутова, что ненавидел Его Высочество ровно так же, как и Его Величество. Сейчас лишь одна эмоция завладела сознанием — восхищение.

Перед моими глазами разворачивалось состязание в настоящей высшей магии. То, о чем многие в том же лицее говорили, но никто никогда не видел. Это даже нельзя было описать привычными органами чувств. Глаза не видели полной картины, а уши слышали лишь легкое потрескивание в помещении, как будто работал старый электрический счетчик или тихо догорало полено. Но каждым сантиметром кожи я ощущал изменения в фоне, происходящие вокруг. И это вызывало небывалую эйфорию.

Сконцентрироваться удалось с большим трудом, и я понял — невидимое кольцо стало постепенно сужаться. Судя по ухмылке Киселева и морщинкам в уголках глаз Никитина, осознали это и сопровождающие Императора. Разве что Максутов был чрезвычайно напряжен и сосредоточен. Будто ощущал нечто, неподвластное остальным.

Зато Его Высочество стоял все в том же положении. Не вытягивая руки, в отличие от своих коллег по цеху, не напрягая мышц, не демонстрируя ожесточенное желание выжить. Он вообще, казалось, окаменел. Разве что пульсирующие шрамы, по которым временами прокатывалась сильная дрожь, свидетельствовали о том, что князь еще жив.

А потом, в один едва заметный момент, все изменилось. Я понял это сразу. Словно в комнате, прежде находившейся в темноте, вдруг включили свет. Осознали подобное и остальные маги, которые стали пятиться от обидчика.

Кольцо медленно и неотвратимо росло, пожирая все новое пространство и желая добраться до несчастных, которые имели глупость ему сопротивляться. Все так же неподвижно стоял князь, будто теперь представший в виде проводника чужой, вполне живой силы. Холодила мне спину стена, до которой я наконец дополз. Правда, будь моя воля, я бы сейчас оказался подальше от всего этого.

Первым опомнился Максутов. Борясь одновременно с лицевым тиком и могущественными силами противника, он повернулся даже не к Императору, а его генералу, начальнику Конвоя.

— Уводи Его Величество! Быстрее!

Не знаю, в каких отношениях они были. Судя по злобному взгляду Киселева, не самых радужных. Однако конвоир совершил наиболее мудрый поступок, который только мог — послушался Максутова.

Он схватил за плечо Императора, благо, тащить его не пришлось. На дрожащих ногах Романов сам бросился наружу, осознав, что все явно пошло не по плану.