Застенец 2

22
18
20
22
24
26
28
30

Благо, вторую крысу кьярд жевал пободрее. Третью и вовсе сожрал в один присест. Я погладил его по макушке и с облегчением выдохнул. К Ваське вернулась теплокровность.

— Не пугай так больше. И мы еще вернемся к этой странной фигне. Все, отдыхай. Завтра загляну, если смогу.

Сказал, а на душе заскребли кошки. Вот именно, что если смогу. Даже если все удастся провернуть тихо, то к следующему утру застенцы подадут ноту протеста. Или что там в таких случаях подают?

Я медленно и осторожно прокрался обратно к борделю, вслушиваясь в звуки ночного Петербурга. Правда, делать это становилось все труднее. В висках стучало, а язык прилип к гортани. Холодный след продолжал тянуть силы, которых осталось не так уж и много.

Нужное занавешенное окно я нашел без особых проблем. И не столько по памяти, сколько по звукам. Голос Глаши чуть охрип и стал тише, но он продолжала восхвалять мои сексуальные подвиги. У меня даже уши опять покраснели.

Тихонько толкнул створки, и те открылись. Прижал палец к губам и девица затихла, а я влез внутрь. И тут же закрыл окно. Не хватало, чтобы наш разговор слышали на улице. Еще разрушил форму заклинания. Наконец-то можно выдохнуть.

— Умаялась я тут, — устало призналась она.

Глаша и правда раскраснелась, волосы растрепались, а весь ее вид говорил о том, что проститутка тут явно не прохлаждалась. Для легенды просто замечательно.

— Лучше бы просто три часа отработала, — призналась она. — Еще десятку сверху накинь, кадет.

— Вообще-то в приличном обществе не принято менять условий сделки, — заметил я.

— Так то в приличном, — фыркнула Глаша. — Ежели не захочешь, скажу, что ты снасильничал, или чего похуже.

— Снасильничал проститутку? — приподнял бровь я. — Закона за ложные показания на тебя нет.

— Тебе жалко, что ли? — нахмурилась она. — Я тут как кошка мартовская надрывалась. Завтра, поди, и слова вымолвить не смогу. Считай, что это на чай.

— Дорогой чай, — вздохнул я, но все же вытащил деньги. Не зря взял с запасом.

— Так я сахару еще куплю, печений всяких.

Глаша забрала купюры и торопливо убрала их в лиф. А после критично осмотрела меня. Подошла, растрепала волосы, расстегнула одежду и стала натирать щеки.

— Зачем?! — вяло сопротивлялся я.

— Вид у тебя, словно ты тут прохлаждался. А каждый знает, Глафира свои деньги сполна отрабатывает. Ты, коли время будет, захаживай, узнаешь. Первый час без оплаты. Уж больно ты клиент хороший.

— Спасибо, я подумаю, — наконец удалось отстранить этого гениального маркетолога.

— Ну, теперь иди, — разрешила Глаша и даже сама открыла дверь, добавив уже значительно громче: — Захаживайте еще, Ваше Благородие.