— Есть. — Спрятав целлофанку в потайной карман, я кинул три серебряные монеты и ткнул пальцем в приглянувшийся нож. — Возьму на сдачу?
— Засапожный? Бери. — Обрубок смахнул деньги с клеенки в руку. — И не вздумай принимать «Магистр» натощак. Да, если дружинники придут, посылай их подальше. Запретить «Магистр» еще не успели.
— Учту, — кивнул я. Насчет еды — это он хорошо предупредил. А что «Магистр» не запретили, и сам знаю. Слишком уж это зелье специфическое, чтобы широкое распространение получить. И дорогое к тому же. Только фанаты-экстремалы им и балуются.
— Смотри, урод!
— Здесь?! Офигеть можно!
— Вали в гетто, тварь!
Незаметно подошедшие парни начали медленно подступать к калеке. Судя по многочисленным изображениям кельтского креста на одежде — члены банды Крестоносцев. Ну и рожи! Специально друг друга мутузят, что ли?
— Сами уроды! — Калека поднял руку, и на короткой цепочке заболталась медная пластина с выдавленным изображением Меркурия — символом Торгового Союза.
— Эй, шантрапа! А ну валите отсюда! — небрежно поигрывая дубинками, к парням неторопливо направились два охранника.
Плюнув вслед поспешно уходящим бандитам, Обрубок зло усмехнулся:
— Калеку от урода отличить не могут, др-р-раконы! Да, облажались крестоносцы, ничего не скажешь.
Тронь кто Обрубка, и охранникам Торгового Союза или просто нанятым головорезам не понадобилось бы много времени, чтобы найти виновных и выбить из них дурь, деньги и, скорее всего, мозги. Если уж торгаши тратят деньги на охрану, то и спрашивают они с нее по полной программе. Хотя Чистых бы это не остановило.
Попрощавшись с Обрубком, я вышел с площади и нерешительно направился в сторону морга. Надо бы перекусить. Только где? Тут во дворах лавка должна быть, загляну туда для начала. К моему глубочайшему сожалению, продуктовая лавка оказалась закрытой. На двери рядом с намертво закрытым окошком выдачи продуктов болтался плохо приклеенный листок с выведенной зеленым маркером лаконичной надписью «Закрыто». Я немного потоптался на месте, разглядывая железную дверь с глубокими вмятинами, оставшимися после последнего голодного бунта, плюнул и зашагал к ближайшей закусочной. Светиться в общественных местах неразумно, но больше нигде разжиться харчем не получится. А к себе заходить слишком опасно.
Идти было всего ничего — нужная мне девятиэтажка возвышалась над соседними зданиями совсем недалеко. Свернув во двор, я спустился в подвал. У здешнего клоповника не было даже названия, и обедать тут безбоязненно мог только человек с очень крепким желудком. А вот паленой водкой хозяин старался не злоупотреблять — местные завсегдатаи очень ревностно следили за качеством этого продукта первой необходимости. Пригибая голову, чтобы не впечататься лбом в подвешенную под потолком водопроводную трубу, я зашел в темное помещение, заставленное столами. Ну и духан здесь! Жуткая смесь табачного дыма, перегара и подгоревшей еды. Чадящие на стенах факелы даже и не пытались разогнать темноту. Дымили себе потихоньку и дымили. Посетителей было немного, но такова уж моя удача, что не успел я и шага ступить за порог, как мне уже замахали руками:
— Лед, давай к нам!
Приглядевшись, я покопался в памяти и с трудом смог припомнить расположившихся в совсем уж темном углу парней. Приятели то ли Дениса, то ли Ворона. Пили вместе пару раз. А вот с Маньяком — беловолосым альбиносом лет тридцати — даже грузчиками в одной бригаде подрабатывали. Он хоть и невысокий, но здоровый, как два меня.
— Привет, — поздоровался я и уселся на свободный стул. — Пьете?
— Обедаем, — покачал бритой головой верховодивший в этой компании Кузьма и побренчал монетами в кармане пуховика. Ростом он был немного пониже Маньяка, но шириной плеч ему не уступал, да и поупитанней был.
— Чем обедаете? — Я выудил из кармана смятые купюры и начал их расправлять на столешнице. Действительно обедают: всего одна бутылка вина, что для этих ребят просто несерьезно.
— «Кьянти Ренцо Мази», урожай две тысячи третьего года, — развернув бутылку этикеткой к себе, прочитал закутанный в рваное кашемировое пальто Жук — единственный, кто не мог похвастаться богатырским сложением. Высокий и худой в своих обносках, он напоминал огородное пугало, а надвинутая на лицо лохматая шапка, пошитая из собачьей шкуры, только добавляла сходства. — Будешь?