— Чего?
— Ну, в губы целоваться не предлагал по-дружески?
— Нет, что ты, Глеб! Он же просто так! Джон хороший! А знаешь, какой он парикмахер, настоящий мастер! Мы с ним разговаривали на эту тему, я про папу моего ему рассказал, про его работу, и где я учусь, вот Джон и обрадовался. Конфеты мне оставлял, когда мы все вместе завтракали. Вот и все…
— Мастер, говоришь…
Легко улыбнувшись, Глеб Никитин сильно, по-дружески, хлопнул мальчишку по спине.
— Конфеты — это хорошо. Но если этот куафер не в ту сторону руки распустит, то я ему все ноги враз выдергаю. Обещаю. Так и переведи мое пожелание своему коллеге. О"кей?
— Загляну и в милицию.
— Они еще ничего не знают? Ты им не звонил?
Нервничая, Ян кусал губы.
Истинная причина сильного волнения Усманцева-младшего пока еще оставалась загадкой для Глеба. Спрашивать об этом парня было преждевременно, а бессмысленно гадать он просто не хотел.
— Погоняй их как следует по полосе препятствий. Спать будут крепче — тебе же меньше забот.
— А ты, вообще, куда еще, кроме милиции-то… К своему Робинзону? Проверить, как там у них дела?
— Почти. К Пятнице.
Заведенная «техничка» стояла у крепостных ворот.
— Глеб!
Тот, кто его окликнул, вышел незаметно из-за кузова машины. И, судя по всему, специально ждал окончания их разговора с Яном.
— Сейчас уже вечер. Ты же уезжаешь по личным причинам? Я тоже хочу.
Тиади издевался, но был бледен.
— Мне тоже нужно очень.
Бельгиец был жалок в своих напрасных разговорах. Глеб в очередной раз внимательно посмотрел на него.