После обеда мне пришлось перевязывать рану Грише, а потом самой пить жаропонижающее. Да, температура таки поднялась. Но это и не удивительно после такого прохладного утреннего душа. Это я про снег в лицо.
― Пойду ужин готовить, все равно заняться нечем.
― Опять будешь бежать ко мне за перевязкой?
― Приготовить плов не составит труда. А ты лежи, пусть температура спадет. Лучше всего пропотей.
― Точно врач. Ладно, разбудишь к ужину, ― я грустно улыбнулась и прокашлявшись, отвернулась к теплой стеночке.
― Замерзнешь, свистнешь, я дров подкину.
― Хорошо.
Гриша вышел из комнаты, прикрыв за собой двери. А я даже подумать ни о чем не успела, как тут же заснула.
Полегчало мне через несколько дней. Как раз близился Новый год, когда я поняла, что наконец‐то чувствую себя здоровым человеком. Да и Гриша тоже не выглядел больным, и потому я хотела поговорить с ним о моем отъезде в город. По родителям соскучилась, да и праздники хотела бы провести в кругу семьи. В конце концов не встречать же мне Новый год в лесу?
Приготовив на обед борщ, я собиралась выпить чаю, когда Гриша зашел с улицы слегка взмыленный и с красными щеками.
― Мороз крепчает.
― Я собралась чаю выпить. Тебе налить? Смотрю ты замерз.
― Есть немного. Потому от чая не откажусь.
Гриша потер руки и скинул с себя домашнюю куртку. Я залила кипятком заварку в двух чашках, и отыскала в столе бублики. Из сладкого ничего не осталось.
― Надо Максу позвонить, чтобы привез продуктов. Шампанское пьешь на Новый год?
― Гриш, ― я обернулась к нему, держа в руке чайник, ― я хотела попросить тебя, отпустить меня домой.
Он как‐то странно на меня посмотрел, будто пытался отыскать причину моего желания. Я, признаться честно, впервые видела Гришу таким задумчивым. И это выглядело очень странно.
― Я там баню натопил, иди парься.
― То есть? Ты меня отпускаешь?
― Потом поговорим, ― буркнул он, и забрав чашку, вышел в коридор.