Моя слабость

― Полож трусы, ― рявкнула я, скидывая прямо на кухне валенки.

― Мозги замерзли?

― Трусы полож, сказала!

― Да на, ― буркнул он и швырнул замерзшие ленточки мне в грудь.

Я перехватила белье и двинулась в его сторону, вырывая из рук замерзшее полотенце.

― Сюда иди.

― Врачиха, ты точно перемерзла?

― Я перемерзла? Иди сюда, женишок.

Гриша посмотрел на меня с подозрением, и сделал шаг назад.

― Кажется, тебе нужен врач.

― Ах мне? А может тебе? Или лучше твоему брату, который не умеет язык держать за зубами? А может он у него такой длинный, что впору укоротить?

― Мне это надоело, ― произнес Гриша, и оттолкнувшись от стены, к которой я его едва не прижала, он двинулся на меня, ― у тебя температура?

Рукой коснулся моего лба, а я шлепнула его, чтобы не трогал.

― Температура у всей вашей шизанутой компании. Сначала вы меня похищаете, как настоящие бандиты, коими вы в действительности и являетесь, потом заставляете меня жить среди леса. Меня, девушку! Ладно, я как‐то смерилась с этим, потому что выбора нет. Дальше ты заставляешь своего одноизвиленного брата купить мне трусы и прокладки. И я уверена, он десять раз представил в своей голове какая же у меня задница, чтобы поместилась в эти самые трусы. А что происходит потом? Ничего! Просто один одноизвиленный брат просит второго купить презервативы! Чтобы трахать эту самую врачиху.

― Я бы пожелал, чтобы ты заткнулась.

― Да сам заткнись! ― рявкнула я, ударив кулаком ему в грудь.

Грубиян даже не пошатнулся. Ох, мне бы действительно рот закрыть, а то прихлопнет, как муху. Так нет же, понесло уже меня.

― Что происходит дальше? Оказывается, моя мама и не особо ждет меня на Новый год. А все почему? Да потому что этот идиот Максим, который казался мне сначала более адекватным среди вас троих, ляпнул каким‐то образом маме, что, видите ли, Ниночка остается на праздники с женишком Гришенькой. С его братом! Так вот, у меня вопрос созрел! А вы нихрена не забыли спросить? Или меня здесь вообще никто за человека не считает?

Гриша смотрела на меня удивленным взглядом, а мне ужасно захотелось отпустить ему по лбу щелбан. Да такой, чтобы зазвенело.

― Какой жених? ― вдруг спросил он, нахмурив брови.