Лживый язык

22
18
20
22
24
26
28
30

— А вот здесь вы ошибаетесь. Не стоит делать поспешных выводов…

— Простите, вы говорите, что знали его? — надтреснутым голосом спросил я. — Как так?

— Ага, я пробудила у вас интерес, верно? — В глазах женщины блеснул безумный огонек. Было видно, что ей нравится эта игра — поддразнивание, притворство. — Ну что вы так переполошились? Не лично, конечно, если вы это имели в виду. Я слышала о нем. Не далее как несколько месяцев назад, кажется…

— Да?

— …ко мне в дом явилась гостья. Она пишет биографии…

Стерва. Все-таки не успокоилась.

— Лавиния Мэддон? Так ее звали?

— Да, кажется, — кивнула женщина. — Вы сказали, и я вспомнила. А что вы так разволновались? Какое вам до этого дело? И вообще, для чего вы снимаете здесь?

Я понизил голос до заговорщицкого шепота, так как видел, что ей нравится драматизировать.

— Понимаете… миссис?..

— Мисс… мисс Дженнифер Джонсон.

Она выжидающе смотрела на меня, надеясь, что я вспомню ее имя. Повернув голову, показала на портреты на стенах. Я кивнул в свою очередь, притворившись, будто знаю, кто она, — точнее, кем она была.

— Видите ли, мой работодатель мистер Крейс, писатель, очень обеспокоен тем, что кто-то разузнает о его прошлом. Он против того, чтобы писали его биографию, и готов пойти на все, чтобы воспрепятствовать этому. А та дама, Лавиния Мэддон, пошла наперекор его воле, и он намерен ей помешать. Зарубить на корню ее идею, как он выражается.

— Да, понимаю. Но зачем вы фотографируете, на что вам эти снимки?

— О, из чисто сентиментальных соображений. Ему дороги воспоминания об этом доме, и он просто хотел, чтобы я сделал несколько снимков для него лично. Так что не беспокойтесь. Однако позвольте узнать, та дама спрашивала вас о чем-либо? Что ей было нужно?

Мисс Джонсон молчала — выдерживала паузу, так сказать, как, вероятно, когда-то делала, играя в каком-нибудь второсортном спектакле или телесериале. Ее взгляд был устремлен в далекую точку на горизонте, отекший палец она поднесла к своим полным красным губам.

— Припоминаю, она спросила, знакома ли я с Крейсом, известно ли мне, что произошло здесь когда-то. Я не поняла, о чем она говорит, и она упомянула что-то про самоубийство. Думаю, она старалась пощадить мои чувства, но я в итоге узнала у нее все. Честно говоря, мне плевать, что какой-то глупый педик окочурился в моей кухне. Она спросила, можно ли осмотреть дом. Мне она показалась учтивой, порядочной женщиной, живет она в фешенебельном квартале, как мне помнится, и я подумала, почему бы ее ни впустить. Вообще-то, мне ее общество пришлось по душе. Некогда у меня было много друзей, а теперь…

— Что еще? Вы сообщили ей что-нибудь? Или, может, она сама что-то нашла?

— Нет, ничего такого. У нее с собой был блокнот, крошечный совсем, и миленький золотой карандашик. Она что-то записала несколько раз, а потом ушла. С тех пор не давала о себе знать. Надеюсь, я не навлекла на нее неприятности, она была ко мне ужасно добра. Купила бутылку джина. Так трогательно. Вы ведь не рассердитесь на нее, нет?

— Ни в коем случае. Я просто хотел оценить ситуацию, посмотреть, как далеко все зашло, только и всего. Хотя, возможно, мне придется встретиться с ней. Чтобы разобраться, что к чему.