Сила есть сила, и неважно — какая. Важно — как использовать!
Начали!
Остатки ее собственной жизненной энергии горячей волной вливались в умирающего от раны и заражения крови полевика. И одновременно, урча от счастья, Анна-некромант стала забирать у него силу смерти.
Это было похоже на родник в пустыне. На пир после долгой осады. На все счастье мира!
— Скальпель!
Анна была готова к неуклюжести ассистента, но тот подавал ей инструменты на удивление быстро и точно.
— Тампон!
Он ничего не перепутал и не переспрашивал — как будто рядом был не сомнительный господин, а привычная, почти родная медсестра. При необходимости ассистент осторожным движением вытер ей пот со лба. Ткань платка была на удивление приятной и мягкой.
— Зажим!
Ох ты, как все перепахано… Погоди, обезболить надо. Вот, теперь хорошо. Так, сращиваем, клеточка к клеточке, и чтобы без рубцов, зачем нам рубцы на кишках, правда? Не нужны нам рубцы… Давай, родной, умирать рановато, нам с тобой еще пожить надо. Ты мне тыкву вырастишь, вы, полевики, по огородному делу большие мастера, а я люблю тыквенный суп, да со сметанкой…
— Иглу!
Сейчас, потерпи, сейчас все зашьем и начнется самое трудное. Дырки в тебе залатать — полдела, а вот заразу из крови убрать… Ничего, мы с тобой справимся, куда мы денемся? А то старые маразматики из Ученого совета правы окажутся, козлы безрогие, мы ведь такого позора не допустим, а? Нет, не допустим, ни за что, они у нас еще увидят…
Вот, почти закончила, сейчас я узелочек завяжу, и все хорошо будет. Только не смей у меня тут умирать! Стоять, зараза! Я тебе дам остановку сердца! Я что ли за тебя дышать буду, поганец?! Давай!
— Иглу держите! И чтоб не шелохнулся!
Вот, молодец, а напугал-то как… Ничего, сейчас веселее будет. Ох, веселее! Пьешь много? Печенка крепкая? А то ведь может и не выдержать, многовато заразы у тебя в крови, ох, многовато…
Время замерло. Врач и некромант, жизнь и смерть, все сплелось в один клубок — не развязать, только резать, но резать уже не нужно. Все сшито, готово, осталось отмыть, потому что кровь и дерьмо, и все на свете. Промыть организм от заразы — это очень, очень грязно, зато оба будут жить — надеюсь, будут, ведь иначе все напрасно, и не светит тебе карьера в науке.
Анна прислонилась спиной к стене и буквально сползла на пол. Взгляд замер на дрожащем от сквозняка огоньке свечи. Она не помнила, как стемнело, кто зажигал свечи, что вообще происходило вокруг. Была смерть, стала жизнь — остальное неважно.
Посмотрела на часы — десять вечера. Ничего, не так уж и долго провозились.
— Вымойте здесь, — негромко велела она, — а мне нужно поесть и отдохнуть. Всё. Справились.
Почти сразу в комнате оказалось очень много народа. Несколько полевиков суетились, перекладывая раненых, Семен раздавал команды, давешняя сиделка гремела ведром и шваброй.