Среди тысячи слов

22
18
20
22
24
26
28
30

Мы переезжали, потому что мистер Уилкинсон сказал папе переехать. Ко мне это не имело никакого отношения. Мои родители любили меня, как любят произведение искусства: предмет, который держат дома и восхищаются им в надежде, что когда-нибудь он станет ценным. С той самой вечеринки – вечеринки, которую я устроила без их ведома, – я стала для них бельмом на глазу.

Правда была в том, что без этой работы отец пошел бы ко дну. Он проработал в фирме Wexx Oil&Gas тридцать лет. Он укоренился в ней слишком крепко, чтобы начать заново в другой компании. В доме отец был строг и требователен, вымещал на нас недостаток контроля над другими на работе. Потому что в Wexx, когда Росс Уилкинсон говорил: «Прыгай», отец прыгал. В этот раз до самой Индианы.

– А ты, Уиллоу Энн Холлоуэй, – сказал папа, размахивая вилкой, словно король-тиран скипетром, – найдешь внешкольные занятия. И это не обсуждается. Твои заявления в колледж просто позор.

Я не ответила. Он был прав, но мне было просто плевать.

– Эти перемены пойдут нам на пользу, – объявил он. – Вместо этого таунхауса у нас будет огромный дом с тысячами квадратных метров земли. Большая территория. Больше, чем вы можете себе представить. И свежий загородный воздух вместо городского смога…

Он продолжал говорить, но я перестала его слушать. Слова перестали иметь для меня значение. Мне приходилось держать самые важные слова за зубами. Время рассказывать, что сделал со мной Ксавьер Уилкинсон, давно прошло. Как только я постирала простыни и сожгла одежду, стало слишком поздно. Если я сейчас расскажу правду, она станет жуткой бурей, которая сотрет в порошок карьеру отца и разрушит образ жизни мамы.

Если они вообще мне поверят.

– Уилкинсоны тоже переезжают в Индиану? – спросила я.

– Конечно, нет, – ответил папа. – Главный офис все еще здесь. Я буду руководить их среднезападным филиалом. А так как Ксавьер все еще в Амхерсте…

– Можно мне выйти?

Не дожидаясь ответа, я взяла тарелку с едой, к которой едва притронулась, и отнесла ее на кухню. Кинула все в раковину и поспешила в гостиную. Она была украшена к Рождеству: торжественно возвышалась сверкающая, элегантно декорированная искусственная елка. Когда бабушка была жива, она настаивала на том, чтобы у нас в комнате стояла живая елка, наполняющая ее запахом хвои и теплом. Здесь висели гирлянды из попкорна и глиняные украшения, которые я делала в начальной школе. Но теперь бабушки не было, и наш таунхаус казался похожим не на дом, а на магазин, украшенный к праздникам.

Я побежала наверх, а имя Ксавьера Уилкинсона преследовало меня.

Я пыталась не позволять себе думать о нем. Для него у меня не было даже имени. Он его не заслужил. Имена для людей.

Крест. Вот кем он был. Крестом отмечают какое-то место. Если бы я рисовала себя, он все еще был бы на мне: рост метр шестьдесят сантиметров, длинные, густые, волнистые светлые волосы, голубые глаза, ямочка на левой щеке, которую любила бабушка, и большой черный «X», которым я была перечеркнута. «X» отмечает место, на мне и матрасе, как на пиратской карте. То, что разорили. Разграбили. Изна…

(Мы не думаем об этом слове.)

Я закрыла дверь и бросила покрывало с кровати на пол. Я не спала на кровати с ночи вечеринки. На ней тоже был черный «X». Я и на полу немного спала. Жуткие ночные кошмары регулярно мучили меня, и я просыпалась парализованной. Не могла дышать. Призрачное давление на мой рот, руки на моем горле и тело, вжимающее меня в матрас, давящее меня, пока мне не начинало казаться, что меня погребают заживо.

Завернувшись в обычный серый плед на полу из твердой древесины – Крест испортил красивый бабушки плед, – я лежала на боку, уставившись на стопки книг, наваленные на полу, стоящие на полках, на подоконнике. Когда мне было необходимо сбежать, я бежала на их страницы. Там я могла побыть какое-то время кем-то другим. Прожить другую жизнь.

«Возможно, этот переезд не так плох, – подумала я, проводя пальцем по корешкам. – Новая история».

Рукав задрался, когда я потянулась, чтобы коснуться книг. Я закатала его еще больше и посмотрела на маленькие черные «X», волнистой линией тянущиеся от изгиба локтя до кисти. Словно насекомые. Я потянулась за черным перманентным маркером, который прятала под подушкой, и добавила еще несколько «X».

Крестом отмечается место.