Пролетела неделя мучений, по сравнению с которыми даже казни египетские казались детскими сказками…
Всего одна неделя?
Нет, целая вечность, и…
Вечером восьмого дня, когда я, подыхающий от раздражения, уставший от самого себя, разребал завал на работе, мне прилетело сообщение от мамы.
Фото.
Я открыл это фото.
— Да еб твою мать! МАМА! Я же сказал! Сказал!
На фото были мама и Виола на террасе, сидели за столиком. И я искренне надеялся, что эта красная жидкость в их чашках была… чаем каркадэ, а не чем-нибудь покрепче, просто разлитым по кружкам.
Я перезвонил мгновенно.
— Мама, это что такое?! Я же говорил… Ты снова все портишь. Живо улетай обратно в Турцию, слышишь меня?!
— Какой ты злой… — раздался голос… Виолы. — У тебя чудесная мама. Думал, я не узнаю?
Я рухнул на кресло, из меня будто вынули все кости и выдернули позвоночник. Я так жутко рад был слышать голос Виолы.
Она же меня до сих пор игнорировала!
— Виола…
Язык распух, став неуклюжим. Я столько всего хотел ей рассказать, но когда услышал, только и мог повторять ее имя, как попугай:
— Виола… Виола!
— Да, это я. В общем, программа слежки у тебя на уровне организации ясельной группы детского сада “Солнышко”.
— Это я, что ли, солнышко, да? — обрадовался.
В груди стало так жарко-жарко, будто Виола меня действительно ласково назвала. Я же был рад настолько рад, что был готов быть кем угодно солнышком, котиком и… даже постыдным “заей”.
— Да нет, — ответила Виола. — Ты же Хаканчик. Маленький вредный непоседа с гонором императора и голым…