Кровь завоевателя

22
18
20
22
24
26
28
30

– Мускулистые работники из Химьяра, лучшие у султана! Могут целый день таскать грузы!

– Девушки для услуг из Пустоши, услаждающие глаза и уши!

– У меня есть девушки-певуньи, моя госпожа, из далекой Саргосы!

– Северяне! Рутенцы! Идеальны для рудных копей!

– У меня есть в продаже принцесса Крестеса!

Я нашла торговца, произнесшего последнюю фразу. Он носил обмотанную тюрбаном красную шапку сирмянского забадара и цветастый кафтан.

– Ты меня заинтересовал, – сказала я. – Это правда? Он расхохотался, тряся круглым брюхом.

– Нет, конечно, но ей нравится так думать.

– Хм. Рабыни из Крестеса редки, как пена в море. Я собралась было двинуться дальше.

– Ее кожа бела как снег, не целованный солнцем. Подойди, посмотри сама.

А значит, не песочного цвета, как у нас с Зедрой, может, даже и нос у нее небольшой, и волосы прямые. Проклятый Хадрит. Надо бы взглянуть на нее и покончить с этим.

Пока мы шли за купцом, я старалась не смотреть на окружающее меня людское море. В клетках стояли дети с пыльными лицами, плакали и старались обратить на себя внимание. Им хотелось себя продать, потому что где угодно лучше, чем здесь. Или так им казалось. Я-то не была уверена в этом, зная, сколько их сгинуло на плантациях или в копях по всей Аланье. Но судьба свободных часто была не намного лучше – сапог паши давил всех, и порой сами паши были рабами. Точно было только одно: каждый мог подняться высоко или же умереть в канаве, тут все зависело от тебя, и я должна карабкаться вверх, как можно дальше от этой канавы.

Наконец мы остановились в конце ряда, у ржавой железной клетки. Там, прижавшись к прутьям, сидела девушка, светло-каштановые волосы падали ей на лоб. Я бы назвала ее бледной, а не белокожей, и довольно невысокой и пухлой. Впрочем, мое мнение о ее красоте не имело значения.

Забадар свистнул, и девушка отбросила с лица волосы, отряхнула песок со своего рубища, а потом вскочила и бросилась к решетке передо мной.

Ее мягкие ореховые глаза смотрели прямо в мои.

– Ты как солнечная госпожа, – сказала она на силгизском, угловато и странно произнося слова, будто они падали со скалы. – Прошу, спаси мою душу. Мне не выжить здесь.

Странный выбор слов. Мне потребовалась секунда, чтобы понять – она говорит на сирмянском, хоть и родственном языке, но не совсем сходном.

– Как твое имя? – спросила я по-силгизски.

Она вытаращилась на меня так, словно я только что прокляла ее мать. Забадар повторил мой вопрос на хорошем сирмянском. Полагаю, слово «имя» там звучало иначе.

– Я Селена Сатурнус. Мой отец – император священной империи Крестес Иосиас. Умоляю, спаси мою душу.