Посмотри, наш сад погибает

22
18
20
22
24
26
28
30

Это было не так уж сложно. Белый Ворон и вправду был почти богом. Он убивал людей легко, как по волшебству. Никто, даже чародеи не были на это способны. Может, он и не был человеком вовсе.

Вокруг костра они сидели втроём: Вадзим, Галка и Велга. Кастусь лежал недвижимый в лодке, оставленной на берегу, и спал зачарованным мёртвым сном. Мишка копался под деревом, грызя корни.

Войчех ушёл, и никто не знал куда. Он почти не говорил ни с кем с тех пор, как они отплыли из Щижа. И лишь у Велги порой получалось вырвать у него несколько скупых слов.

Один только Вадзим пытался притвориться, что ничего не случилось. По вечерам он играл на гуслях. Но чем дальше они продвигались на юг, тем печальнее становились его песни.

Быть может, он хотел сделать как лучше. Но никому не становилось веселее от его игры.

– Не надо, Вадзим, пожалуйста, – Велга сжалась, точно уворачиваясь от звуков. – Не надо…

Медленно он опустил гусли с вороновой головой и перьями, вырезанными на светлом дереве.

– Я подумал, тебе станет легче. Песня сердце лечит…

Вадзим был проще. Человечнее. И слова с ним нужны были другие.

– Нет песни, которая меня вылечит, – из груди вырвался не голос, скрип. Чужой, ломаный, резкий. – Нет ничего… и сердца нет. Его вырезали. Кусками… вот, – скрюченные пальцы ткнули в грудь, – вытащили, выкорчевали. И ничего не осталось. И меня тоже. И я не хочу оставаться, – слова вылетали плевками, слезами. – Нет песни, которая сможет выразить мою тоску. Только вой.

Раскачиваясь, она распахнула рот в безмолвном вое, и в ушах гудело, а мир вокруг кружил в тумане, и в нём потерялись и берег реки, и костёр, и гусляр, и даже Кастусь. Осталась одна Велга.

Крадучись подступали со всех сторон звуки, но Велга зажмурила глаза, сгорбилась, пряча лицо.

– Нет-нет…

Пальцев коснулось нечто влажное, горячее. Снова, настойчивее. И короткие когти уткнулись в колени.

– Мишка…

Тёмные глазки-бусинки смотрели с тревогой. Оказалось, он успел так вырасти, что доставал ей до колен, если вставал на задние лапы. И левое ухо как будто по волшебству выпрямилось, тогда как правое смешно висело. Мишка крутил головой, озабоченно вглядываясь в её лицо, отчего уши раскачивались, точно он пытался взлететь.

Он запищал, потянулся мокрым носом к лицу и лизнул её в губы.

– Ох, фу, – Велга попыталась увернуться, но он уже подскочил и, сильно толкаясь крепкими лапами, залез на колени, ткнулся в шею, подбородок, нос. – Хватит, – отмахнулась она, но щенок лез настойчиво и не оставлял выбора, кроме как принимать его мокрые, слюнявые поцелуи, обнимать тёплую пушистую шкурку и прижимать ближе к сердцу.

Вокруг, кажется, не было никого, кроме них двоих.

– Мы не можем уберечь всех, кого любим, Велга, – вдруг раздался со стороны, из тумана голос гусляра. – Но тем ценнее время, что выделено нам судьбой быть рядом. А дальше… нужно идти дальше.