— Он говорит: ну ладно, ладно. Может, вы пьете пиво тайком. А теперь расскажите мне, что нового, — продолжал Ниундо. Султан между тем жестом пригласил гостей рассаживаться на циновках. — Хорошо ли торговали? Что привезли сюда на этот раз? Он говорит: ты же видишь, он не требует дани. Ведь так? Он слышал, большой начальник сказал, что больше не разрешается взимать дань. Так что он не допустит промаха и не станет просить дань, а то большой начальник узнает про это, явится сюда и его накажет. Он говорит: знаешь, о каком большом начальнике он говорит? — Тело султана содрогалось от коротких, как икота, приступов смеха, когда он задавал этот вопрос. — Немец, вот кто большой начальник. Насколько он понял, теперь это новый король. Приходил сюда недавно и сказал всем, кто он такой. Говорят, у главного немца голова из железа. Правда ли это? И у него есть оружие, которое может одним ударом уничтожить город. Мои люди хотят торговать и мирно жить своей жизнью, говорит он, никаких неприятностей с немцами.
Султан добавил что-то еще, и его приближенные расхохотались.
— Вы поможете нам переправиться? — спросил купец, как только возникла пауза.
— Он спрашивает, кого вы собираетесь повидать по ту сторону, — перевел ответ Ниундо. Султан подался вперед с видом бдительным и недоверчивым, как будто ожидая, что ответ подтвердит глупость купца или его опрометчивость.
— Чату, султана Марунгу, — сказал дядя Азиз.
Султан распрямился, коротко, негромко фыркнув.
— Он говорит, он знает про Чату, — сказал Ниундо. Султан подал знак, и ему снова поднесли пиво. — Он говорит, он сообщил тебе, что его жена умерла недавно. Говорит, он все еще не имел возможности ее похоронить, и сердце его не знает покоя.
Чуть выждав, султан продолжал. Он не может похоронить жену без савана, сказал он. После ее смерти в нем угас огонь, и он не в силах сообразить, где взять саван.
— Он говорит: дай ему саван, — повторил Ниундо для купца.
— Вы посмеете отказать человеку в саване, чтобы он смог похоронить жену? — вступил в разговор юноша, до той поры прятавшийся в тени за спиной султана. Он шагнул вперед, встал лицом к лицу с купцом и заговорил прямо с ним, не нуждаясь в услугах Ниундо. Левая нога у него распухла от какой-то болезни, он волок ее за собой. На лице молодого человека не было шрамов, глаза сверкали умом и рвением. Теперь в душном смраде продымленной хижины Юсуф отчетливо различал специфический запах живой гноящейся плоти. Несколько старейшин подхватили слова молодого человека, вытягивая лица, преувеличенно выражая невозможность поверить в такое. Женщины кривили губы, возмущенно бормотали.
— Разумеется, я никому не откажу в саване, — сказал дядя Азиз и велел Юсуфу принести пять рулонов белой бахты.
— Пять! — повторил молодой человек, взявший на себя переговоры. Один из старейшин поднялся на ноги и остервенело плюнул в сторону купца. Брызги слюны попали на обнаженную руку Юсуфа. — Пять рулонов для такого великого султана! Ну нет, так вы через озеро не переплывете. Вы и своему султану дали бы пять рулонов ткани, чтобы похоронить жену? Довольно глупостей! Народ любит нашего султана, а вы его оскорбляете!
Выслушав перевод, султан и старейшины расхохотались. Тело султана содрогалось, ходуном ходило от веселья.
— Это его сын, — шепнул купцу Ниундо. — Я слышал, как он говорил.
— А ты не смеешься с нами, купец? — спросил молодой человек. — Или твой бог запрещает тебе и смеяться? Лучше посмейся, пока можешь, потому что с Чату шутки плохи.
Они сговорились на ста двадцати рулонах ткани. Султан требовал еще и ружья, и золото, но купец с улыбкой ответил, что такого рода торговлей не занимается. А,
— Нас ограбили, — гневно шепнул Мохаммед Абдалла.
— Мы оставили у вас двоих наших в прошлом году, — с улыбкой напомнил купец. — Они были больны, и вы согласились позаботиться о них до выздоровления. Как они? Поправились?
— Они ушли, — спокойно заявил молодой человек, но лицо его выражало презрение и вызов.
— Куда же они направились? — кротко уточнил дядя Азиз.