Сумеречное сердце

Затем настал тот самый день, когда все закончилось, а неправильное стало и вовсе абсурдным. Обычно Эсмина не участвовала в набегах, ведь их устраивали ночью, а в темное время суток она была бесполезна. Умение видеть в темноте ей не передалось. Но Кройн тогда настоял, что пойти должны все – и новообращенные, и даже Эсмина. Разбирались с одним графом-предателем, который поставлял клану жертв, но сговорился с соседями и предал Кройна, напав на убежище вампиров днем. Тогда всех спасла Эсмина. Она вовремя заметила приближающихся воинов и обрушила вход в катакомбы, где хранились гробы клана. Правда, не очень-то ее заслуги оценили, ведь разгребаться пришлось не одну ночь. Тем не менее вылазка графа прошла неудачно, а вот контратака Кройна – вполне успешно.

Разорили и соседние земли, и сам замок предателя. Обычно вампиры берегли «стадо», не занимаясь массовым уничтожением, но Кройн, чья честь была задета, решил уходить в другие места, здесь же не оставить камня на камне.

Эсмина в бойне не участвовала, сторожила у входа. В замок проникли еще на закате, испортив все факелы, свечи и камины. Резня проходила в темноте, кровь летела во все стороны так, что, казалось, даже луну забрызгало. А луна в ту ночь была особенная, ярко-желтая, налитая, такие только на стыке сезонов бывают.

Эсмина скучала, зевала и старалась не думать о крови. Мысли о ней занимали голову упыря большую часть времени, наполняя немногие оставшиеся часы тоской и страданиями. А может, так было только с Эсминой, потому что, глядя на других вампирш клана Кройна, она не могла сказать, что те когда-либо страдали. Если не кровь, то забава и любовь, иначе зачем дана вторая жизнь, говорили в клане. Несогласная Эсмина помалкивала, у нее и так хватало различий с братьями и сестрами, чтобы выделяться еще и мнением, однако веселые игрища клана, переходившие в оргии, ее обычно утомляли. Ссылаясь на свою «полуденную» натуру, она уходила спать, но Кройн потом всегда высказывал ей свое недовольство.

В ту ночь и случилось то, что сожгло последний мост, соединявший Эсмину с членами клана. Она сидела на камне, прислонившись спиной к сырому граниту замковой стены, и бездумно глядела на луну, которая нравилась ей куда меньше солнца. В отличие от людей Эсмина могла спокойно глядеть на дневное светило, не боясь выжечь глаза. И в хаотичном мареве ей порой виделось такое, о чем она предпочитала даже не вспоминать, не то чтобы с кем-нибудь делиться. За разговор о солнце любой вампир мог выцарапать глаза. Ну или хотя бы попытаться это сделать, потому что после десятка покушений с Эсминой связываться перестали. По непонятной причине ей достался не только полуденный дар, но и огромная физическая сила, уступавшая разве что силе Кройна. После того как Эсмина разорвала на части трех сестер клана, пытавшихся поставить «неправильную» на место, трогать ее боялись, но о каждом «проступке» помнили.

Итак, Эсмина безмятежно глядела на луну, когда к ее ногам приземлилось тело. Оно прилетело с верхней башни, потому что при ударе о камни сильно деформировалось. Однако все еще можно было разглядеть очертания молодого женского тела в разорванном платье. Что-то подсказывало, что одежду на ней порвали еще там, на вершине. Кройн никогда не проходил мимо красивых женщин. Понять, была ли дама красавицей при жизни, оказалось уже сложно, ее лицо сильно разбилось, волосы прилипли к кровавому месиву, когда-то бывшему носом, губами и глазами. Но, как ни странно, несчастная еще дышала.

Нечеловеческим усилием воли она приподнялась на поломанных руках и уставилась на Эсмину единственным уцелевшим глазом, который сверкал сквозь кровавое облако волос и плоти, как отражение полной луны в болотной полынье. Тогда бы Эсмине догадаться, что за жертва упала к ее ногам, да броситься бежать, но она была слишком погружена в лунные думы и заметила подвох не сразу.

Поднявшись, Эсмина не спеша направилась к женщине, собираясь свернуть ей голову. В отличие от садиста Кройна, который пытался привить жестокость каждому обращенному вампиру, Эсмина мучения не любила. Своих жертв она, как правило, крепко усыпляла и никогда не выпивала до конца, предпочитая утолять вечную жажду несколькими людьми – потом живыми, чем напиваться одним человеком досыта – потом обязательно мертвым. А еще Эсмина была брезгливой и никогда не пила кровь раненых, считая это дурной приметой.

Проявить жест милосердия и свернуть шею несчастной не удалось.

Зато в следующую секунду Эсмина на собственной шкуре почувствовала, каково это, когда тебе пытаются сломать шею. Нет, женщина к ней даже не приближалась. Вытянув скрюченную руку с изувеченными пальцами, она сжала их в кулак, отчего Эсмину дернуло вверх, приподняв от земли едва ли не на метр. Ее ноги беспомощно засучили в воздухе, и, хотя она, будучи неживой, не могла задохнуться, ощущения испытала такие, словно сейчас сдохнет.

Но, видимо, силы уже покидали ведьму, потому что Эсмину скоро швырнули обратно на камни, а голос, проникший в каждую клеточку ее тела, прошептал:

– Проклинаю тебя, вампир! Будешь просить о крови до конца своих жалких дней! Больше ни один человек не умрет от твоих клыков!

Тот набег для Эсмины закончился плачевно. Ведьма испустила дух сразу после проклятия, уплыв туманным облаком к луне, а вампирша, попавшаяся ей перед смертью, еще долго приходила в себя, не понимая, что ее прежней жизни пришел конец. Когда Кройн узнал, что Эсмина больше не может нападать, а только просить, чтобы жертва добровольно поделилась с ней кровью, чаша его терпения переполнилась.

– Никто так не пахнет, как ты, моя дурочка, – сказал он, последний раз сжимая Эсмину в объятиях, – и никто не доставлял мне большей радости, но я не собираюсь кормить и нянчить тебя. Наш клан уходит на север, там новые земли, и слабые будут только помехой. Я прогоняю тебя из клана, лишаю его защиты и забираю твою силу. Иди с миром, Эсмина, но мой совет – утопись в болоте. Вампир, лежащий под гнилой водой без крови, погибнет через год, может, два. Смерть мучительная, зато верная. Мы не знали, что в гостях у графа была та ведьма. Многих братьев и сестер она забрала с собой. И лучше бы тебя тоже убила, потому что такое проклятие снять не сможет ни один колдун.

– Тогда убей меня сам! – взмолилась Эсмина.

Вся ее жизнь прошла вместе с кланом, а другой она себе не представляла. Особенно той, где нужно было молить жертв о крови. Она могла бы питаться кровью вампиров, но никто из братьев и сестер не захотел с ней делиться, Кройн же заставить их не мог. Как не мог он поделиться и своей собственной, потому что она предназначалась только для новообращенных.

– Нет, – покачал головой тот, кто когда-то подарил ей второе рождение. – Я не убиваю своих созданий, но ты можешь попросить об одолжении любого из Клана. Дамы тебе точно не откажут.

О, дамы не только ей бы не отказали, они с нетерпением ждали, когда Кройн оставит ее одну. После того как вампир изгонялся из Клана, сила его меркла. Так лишилась ее и Эсмина, став слабее даже новосозданных.

Она не легла в болото и не подставила горло клыкам кройновских любовниц. Клан ушел на север, к долинам и морю, Эсмина же – на восток, в лесную глушь, которую люди и нелюди называли Млывом – местом между небом и землей. Здесь никто не жил по-настоящему, а каждый попавший сюда гадал, мертв он или еще жив.

Эсмина и раньше наведывалась в Млыво, в основном за дичью, когда людей в округе становилось мало и вампиры переходили на животных. Со зверем в Млыве никогда не было проблем, и Эсмина, уходя в чащу, была уверена, что, применив гипноз, сможет «договориться». Она сомневалась, что гипноз относится к «добровольным» методам, однако проверить, работает ли этот способ добычи еды, так и не удалось. Леса пустовали. Казалось, что все звери ушли вслед за вампирами на север. Сегодняшний дрозд был первым живым теплокровным созданием, кого Эсмина встретила за долгие недели блуждания по Млыву.