— Пожалуйста… я же умру здесь... я совсем одна.
Слезы на глазах при лунном свете. Многие на моем месте бросились бы ее обнимать и защищать, она и вправду выглядит мило, да что там, она красивая. Явно следила за внешностью и фигурой до всего этого, ходила на фитнес, делала прически. Ухоженная городская девочка, хоть сейчас в офис работать. Конечно, апокалипсис внес свои коррективы, худая и в грязной одежде, но не пахнет особо, моется каждый день. К чему все эти мысли? Раздумываю отыметь ли ее? Таким циником я стал или просто перестал стесняться этого?
Мое поведение воспринято как отказ. Она ревет, совершенно не пытаясь себя сдерживать, наверное, сейчас в ее голове крутятся мысли в духе «я никому не нужна», «я одна и скоро умру» и т.д. С холодным безразличием я смотрю на эту сцену. До апокалипсиса я бы ей посочувствовал, сейчас это дается труднее. Похоже вид выбитых мозгов и кушающих людей зомби изменил меня. Я и вправду изменился, сейчас смотря на чужое неподдельное горе я осознаю это как никогда. В душу прокрался страх и сомнения. Не становлюсь ли я подонком? Чем я лучше бандитов? Бросить человека в беде почти тоже самое что убить.
А еще я бросил Милану на остановке, хотя она вполне ясно намекала что хочет пойти со мной. Я все это время отталкивал Алису, почему я это делал? Я стал холодным и безразличным? Ни с кем не хочу сближаться? Мне никто не нужен?
Ответ нет. Милане я не могу доверять, а Алису привлекает мое положение. Для нее это расчет собственной выгоды, даже если нет эта мысль будет преследовать меня всегда.
— Я совсем одна, а ты живешь с людьми, можно я пойду с тобой? Я буду работать и сделаю что скажешь. — Ее голос прерывается, некоторые слова я с трудом могу разобрать. Плачет, ей больно и тоскливо…
Теперь я понимаю, что такое апокалипсис на самом деле. Это горе, боль от утрат, боль от потери прежней жизни. Люди потеряли все, а что потерял я? Я ничего не добился, сопливый студент, мне нечего было терять. Знаю ли я что такое утрата? Что такое терять по-настоящему? С началом этих событий моя жизнь круто изменилась, но я не испил из горькой чаши настоящих страданий. Мне не пришлось страдать так же, как страдает она.
Она все потеряла и совершенно отчаялась. А напротив нее сидит безразличный человек, человек ли я вообще? Имею ли право так называться?
— Хватит плакать. Утром пойдешь со мной.
…
Прошло время, прежде чем она успокоилась.
— Спасибо… спасибо.
— Не за что, я пока ничего для тебя не сделал.
— Ты не представляешь как это много… Спасибо… Я так устала быть одна.
И бросилась ко мне обниматься. Долго вжималась в меня всем своим исхудавшим телом, долго-долго, а я шептал ей на уши всякие глупости и гладил по голове.
Когда она начала снимать куртку я ничего не заподозрил. Мало ли человек ко сну готовится, но, когда сняла рубашку и осталась в лифчике все стало понятно.
— Не нужно, я все равно возьму тебя с собой.
Она повернулась ко мне, моська стала ну совсем грустной и жалобной.
— Брезгуешь? Я чистая, моюсь каждый день.
— Не брезгую.