Там, в центре двора, в круге неровного холодного света высилась давно обесточенная и глядящая пустыми провалами технических окон водонапорная башня. Ее много раз пытались переделать – то в магазин, то в бар, но ничего не выходило – башня была словно заколдована. Жители в конце концов привыкли, что она необитаема, и энтузиасты в какой-то момент оставили попытки вписать башню в окружающий мир. Скрываясь от отца на улице, Полина часто представляла, что в башне кто-то живет, – и тогда любой скрип и шорох оттуда обретал новый смысл, делая их двор особенным, не похожим на другие – и очень, очень интересным. Она могла часами смотреть на башню, представляя, как внутри по невидимой винтовой лестнице спускаются и поднимаются призраки. Это были ее призраки, она придумала их – и они, в отличие от любой другой темноты, не были злыми, Полина это откуда-то знала.
Она подняла голову и посмотрела на их с отцом окна – они не горели. С такого расстояния было не разобрать, сидит ли Григорий в очках, просматривая платную рекламу, – он иногда зарабатывал этим на очередную бутылку, – или просто спит.
Полина нехотя глянула на часы. «22:50». Пора возвращаться домой. Завтра ей все-таки придется пойти в школу. «Болеть» так долго без справки нельзя.
«Черный человек, Черный человек, забери меня», – как заклинание, быстро произнесла она про себя – и тут же испугалась своих мыслей.
Черный человек – это был их с мамой странный секрет, который она хранила годами и не забыла, несмотря на возраст.
Когда-то, когда мама была еще жива, они остались без денег в конце месяца. Отец снова пил, а у мамы не забрали свадебное платье, которое она сшила, – потому что жених и невеста поссорились перед самым торжеством и разошлись.
Платье так и висело на вешалке в прихожей. Полина украдкой несколько раз расстегивала молнию на чехле и гладила белые волны, чувствуя под руками мелко поблескивающие бусинки и бисер – и какую-то волшебную, несбывшуюся, далекую жизнь, которая становилась плоской и неживой, как кружево в темном мешке.
В тот вечер они сидели с мамой на кухне и пили пустой зеленый чай с последней химически-розовой зефиркой.
– Мико, выше нос! Хочешь, погадаем, как в детстве? – мамин голос в такие моменты становился тонким, почти девчоночьим, острым и озорным, а пальцы начинали сновать в поисках каких-то мелких предметов, призванных развлечь Полину. Мама зябко куталась в толстый верблюжий свитер – она уже тогда страшно похудела и все время мерзла, даже если за окном было плюс двадцать пять.
Этому гаданию ее научила бабушка. По рассказам Людмилы, она была наполовину японкой, эмигрировавшей сюда еще в тридцатые, когда тут строили автозавод – тот самый, на котором потом стал работать отец Полины. В наследство от бабушки-японки Людмиле достались чуть приподнятые уголки глаз, маленький нос и темные брови – они же, только менее выраженные, перешли и к Полине.
Ей не нужно было ничего объяснять: Полина притащила из комнаты лист бумаги, пару ручек и маленький зеленый мешочек. Лист она разорвала на мелкие квадратики, дала половину маме, вторую себе, и они начали рисовать.
Десятилетняя Полина сосредоточенно пыхтела и выводила что-то свое –
Наконец, когда горка бумажек перед ними стала достаточно большой, мама сгребла их все в мешочек и перемешала.
– Так, – деловито сказала она, улыбаясь во весь рот, – хочу, чтобы завтра у нас был килограмм зефира. Повезет ли мне в этом деле? – Людмила покопалась в мешочке со всей тщательностью – и вытащила на свет робота-пастуха, пасущего кривоватую, квадратную овцу. Рисунок Полины.
Мама засмеялась:
– Кажется, мироздание намекает, что нам пора завести собственную ферму и делать органический зефир из овечьего молока.
Полина тоже несмело улыбнулась.
– Теперь ты спрашивай! – Мама протянула ей мешочек, и Полина, взяв его, надолго задумалась.
«Хочу, чтобы ты выздоровела, повезет ли мне в этом деле?» – чуть было не спросила она, но осеклась. Полина знала, что маме от этого станет еще больнее.
ebooksa