Вопрос он задал в пустоту, глядя куда-то поверх головы сына.
Игорь не мог поднять глаза на отца – но ему это было и не нужно. Он и так знал, что увидит.
Военный лишь снисходительно ухмыльнулся, словно перед ним было насекомое, и молча вышел из столовой.
– Делом займись уже, что ли, – бас отца прозвучал с порога так буднично, так обыкновенно, что от этого стало только больней.
Хлопнула входная дверь.
Арина медленно вошла в столовую и села. Потом взяла в руки приборы, положила себе кусок остывшей рыбы и начала есть.
– Он сказал тебе, что больше не придет, да? – спросил Игорь еле слышно.
Щеки Арины едва заметно блеснули от слез, когда она наклонилась над тарелкой и филигранно сплюнула на нее рыбью кость.
– Ровно сядь. – Мать продолжила есть, как будто ничего не случилось.
В столовой мерно тикали часы, и только полукруглые следы от ногтей кричали с руки матери.
Игорь не мог перестать смотреть на эти отметины – и сел наконец ровно.
В следующий раз – и в последний – он видел отца не так отчетливо: сквозь прокуренный воздух камеры военного изолятора.
Александр Петрович вошел, быстро пожал руки тем, кто допрашивал Игоря, а потом склонился и с высоты своего огромного роста что-то забормотал на ухо лысеющему коротышке без галстука. Гудели лампы под потолком, но и их звука было достаточно, чтобы заглушить монотонный шепот Александра Петровича. Иногда Соколов-старший лениво отмахивался от конвойного солдатика, как от назойливой мухи, – тот все пытался вывести его из камеры.
Игорь плохо различал лица людей, потому что к тому моменту не спал почти двое суток. Но даже спустя годы он все равно помнил запах отца в то утро – одуряющая смесь древесного угля с какими-то холодными, почти шаманскими травами. Запах вызывал в нем чувство почти религиозной покорности и в то же время яростный протест, желание раскрыть пошире окна и продышаться – а лучше выпрыгнуть в одно из них.
– Так-с, значит, Игорь Александрович. Новые детали появились. Давно вы планировали взлом? Кто-то поделился с вами данными? – добродушно спросил коротышка от дверей.
Еще один военный – угрюмый, светлобородый, с татуировкой скорпиона на тыльной стороне ладони – подошел и грохнул руками по столу:
– Будем признательную писать или нет?! Или по полной раскатаем? Кто тебе ключи слил?! Говори!
– Никто. Я вас взломал сам. Мне никто не помогал.
Его ответ потонул в хохоте коротышки, и вслед за ним рассмеялись еще несколько человек, как будто они были на каком-то светском рауте и Игорь очень остроумно пошутил. Отец не смотрел на него, только стал наговаривать коротышке чуть громче:
– … да он все детство этой херней страдал, но не всерьез, конечно…