– Игорь Александрович, вы хоть часы оставьте у себя, если не добежите, мы вас подхватим сразу! – в торопливом шепоте Ромы звучала паника.
– Рома, не истери, охрана со мной, часы в кармане, все будет хорошо.
– ТРИ, ДВА, ОДИН, ста-а-арт! – грохнул выстрел, и полумарафон начался.
Эту комнату в Семиречье Игорь любил больше всего – если так можно называть привязанность не к человеку, а к помещению. Он часто уходил сюда помедитировать над сложным законопроектом или экономической многоходовкой, и в комнате действовал режим тишины: буквально несколько коптеров с камерами были допущены сюда и работали в статичном режиме – постоянно висели на креплениях, чтобы не раздражать президента и не мешать ему работать.
Сама комната не была какой-то особенной: оформленная в азиатском стиле, с циновками на полу, глиняными кувшинами, тростниками и еле слышно журчащей водой в мини-фонтанах, с маленькими фигурками Будды на низких тумбах из необработанного дерева, она словно заземляла, давала ощущение паузы, в ней приятно было молчать или за чем-то наблюдать – чем Игорь обычно и занимался, сидя в AR-очках и скрестив босые ноги в бордовых хлопковых штанах, как йог. В комнате отсутствовали другие гаджеты, даже убирали ее бережно вручную, и он чувствовал себя здесь как в убежище – по сравнению с другими пространствами Семиречья, огромными, забитыми зеленью, мрамором и техникой.
Сейчас Соколов был всецело захвачен тем, что показывала ему проекция из часов, лежащих рядом: Игорь в реальном времени видел спину Киры, которая склонилась над стеклянной емкостью, выложенной свежей желтой соломкой, где бегали по кругу как заведенные несколько мышей. Девушка аккуратно провела мизинцем под шейкой одной из них:
– Мышечка, милая, давай поспим сегодня, ты давно не отдыхала, тебя накофеинили, а теперь надо поспать. Да, понимаю, неприятно, но нам надо проверить, как твой маленький мозг будет реагировать на такие качели. Ну прости. Пойдешь ко мне?
В этот момент на лице Игоря проявилась умиленная, абсолютно детская и полная наслаждения улыбка. Он фыркнул, резко упал на пол и несколько раз отжался, а потом снова уселся напротив проекции, чтобы смотреть дальше.
Соколов дернулся, как от удара.
Камеры в научном центре стояли только локальные, он лично за этим проследил, а паролей не было ни у кого, кроме него и еще нескольких человек из охраны.
«Крайнов охуел вкрай».
Игорь сжал кулаки, продышался, пытаясь успокоиться и проанализировать происходящее: до него дошло, что невидимый наблюдатель просто смотрит на него сейчас через трансляцию камер, установленных в его комнате, – других способов увидеть проекцию Киры быть просто не могло.
Соколов зажал колесико часов и, внятно и спокойно проговаривая каждое слово, продиктовал ответ:
Соколов застыл, судорожно соображая, что ответить: он перечитал личное дело Киры раз тридцать, но Крайнову об этом было знать не обязательно.
Если бы Игоря разбудили в три часа ночи, он мог бы пересказать жизнь Киры Мечниковой наизусть, как стихотворение, и говорил бы эмоционально и с выражением.
Но если бы вдруг его попросили рассказать о Кире что-то, чего не знал, кажется, никто, то он бы описал, как она трогает левую щеку в задумчивости сразу после того, как затянется сигаретой, стоя под фонарем на заднем дворе научного центра; как закладывает за уши темные пряди волос, когда наклоняется, чтобы закрепить контакты на очередном тестировщике; как тихонько напевает, когда вечером, быстро перебирая ступени ногами, спускается в архив и надевает наушники; как нетерпеливо стучит пальцами по столу, когда ищет в MedIn какую-то очередную статью или видео с исследований, – а как смешно она тянется вверх, к потолку, придвинув к высоким книжным полкам стул, когда хочет достать старую медицинскую энциклопедию еще прошлого, кажется, века – а он бы достал ей эту книгу даже без стула… А как бережно она сдувает с энциклопедии пылинки, и ее губы в этот момент рождают легкий ветерок, дыхание, которое можно почувствовать, только приблизившись к ней на расстояние меньше десяти сантиметров – такое, как было между ними тогда, в самый первый вечер их знакомства…
ebooksa