Мастер проклятий

— Она обещала показать. Да быстрее же! — сам я в это время судорожно заматывал портянки.

Старик тоже скосил глаза, недобро хмыкнул, различив вестницу, потом обманчиво неторопливо принялся снаряжаться.

Из дома вышли через десять минут, и только после того, как по настоянию Мануэля хорошенько измазали одежду и лица в саже из очага. Неплохой способ маскировки — в темноте, даже на расстоянии вытянутой руки можно заметить только белки глаз. Я сразу взял хороший темп. Несмотря на ночное время, дорога была видна — луна давала достаточно света. Не настолько, чтобы нестись сломя голосу по горным дорогам, но мне сейчас было не до осторожности. То, что цель приближается, стало ясно довольно скоро. Мы обогнули большую скалу и сразу увидели далеко впереди широкие лучи света. Давно, еще в другом мире, я смотрел хроники второй мировой войны. Во время налетов города обороняли с помощью прожекторов, которые пытались нащупать вражеские самолеты в небе. Сейчас было очень похоже, только лучи не метались по небу, а упирались в зенит. Я насчитал десять штук, и они были гораздо ярче и будто бы жирнее тех, что мне запомнились по документальным съемкам. Определить расстояние в темноте не представлялось возможным, к тому же источники лучей явно находились в низине, которую закрывали несколько стоявших почти в ряд холмов.

Помощь Керы была больше не нужна, но я все равно чувствовал ее незримое присутствие. Демоница отставать не хотела — торопилась поскорее получить плату за услугу. Я спешил все сильнее, почти не смотрел под ноги. Каким чудом мне удалось не переломать ноги во время бега — неизвестно. Остановился я, только оказавшись на вершине холма. Дыхание сбилось, разглядеть за яркими лучами, что именно находилось внизу не получалось. В следующий момент я полетел на землю, получив чувствительный удар под колени.

— Идиот! Если ты хотел предложить им еще одну жертву, можно было так сильно не торопиться! — Сердито прошептал с трудом нагнавший меня Рубио. — Они вполне могли подождать и до утра. Твой романтичный силуэт на фоне лунного света мог увидеть любой, кому пришла бы в голову блажь поднять глаза!

Справедливость упрека смогла пробиться даже через пелену ярости и беспокойства, застилавшую глаза. Дальше я действовал более осторожно. В следующий раз в полный рост я поднялся только после того, как мы спустились с холма. Теперь можно было лучше разглядеть лагерь — а это был именно он. Широкое, обнесенное деревянной оградой пространство, было заполнено людьми. Несмотря на ночное время никто не спал. Некоторые пленники вяло перемещались по территории, будто не зная, чем себя занять, другие сидели на земле, уставившись в землю, но все старательно отворачивались от центра лагеря, где в небо упирались десять ярких столбов света.

Мы обошли лагерь по периметру, держась на внушительном расстоянии. Вышки с наблюдателями внушали некоторое опасение поначалу, но я быстро заметил — пулеметы стоят стволами внутрь, часовые следят за внутренней территорией, а то, что происходит снаружи, их не интересует. Должно быть, чистые уверены, что ни один здравомыслящий человек не станет приближаться к месту, в котором происходит нечто явно недоброе. Свет из центра лагеря не способствовал видимости, но то, что охрана представлена исключительно послушниками чистых, было заметно — их серовато-белые одежды будто светились в темноте. Никто не знает, как чистые пополняют свои ряды. В чем заключается испытание, или, может, обучение, где оно проходит. Послушников вообще видели редко. Те, кто хотел стать чистым, шли в храм. Иногда после этого можно было видеть их тела, прошедшие через ритуал очищения. Монахи объясняли, что этот кандидат оказался слишком нечист, чтобы приблизиться к богу. Если же кандидатура устраивала высшие силы, он становился послушником. И исчезал, для того, чтобы появиться где-нибудь спустя несколько месяцев в сияющей белизной хламиде чистого монаха.

Наконец, показались ворота. Естественно, закрытые, да еще с двойной охраной. Идей, как незаметно пробраться на территорию лагеря, так и не появилось, а штурмовать вдвоем было совсем глупо и бессмысленно.

— Ну что, устроишь какую-нибудь случайность, парень? Без маленького проклятья нам здесь ловить нечего, — шепнул Мануэль.

Отнекиваться и говорить, что ничего такого не умею я не собирался — поздно. Странно было бы, если бы спутник не догадался. Только кивнул и плюхнулся на землю, даже не став уточнять, какая именно случайность требуется. Большого выбора у меня не было, к тому же очень мешал свет, разливающийся по округе. Он будто придавливал к земле, лишал сил и путал мысли. Сосредоточиться было непросто, но постепенно у меня начало что-то получаться.

Тишина, нарушаемая только шагами пленников и часовых, да поскрипыванием дерева, из которого сложены вышки. Что-то происходит впереди, в центре лагеря, но слишком далеко. Звуки не доходят до того места, где я лежу, а смотреть туда не нужно. Моя цель ближе. Это часовой на ближайшей вышке. Да. Вышки сделаны вполне добротно, вот только качественного материала на постройку, которую не планируют использовать много лет, явно пожалели. Дерево использовали то, что нашли в окрестностях. Например пара жердей когда-то была частью овечьего загона. Напрасно они взяли такой материал для вышки. Как его не скрепляй, это уже слишком старое дерево, даже если выглядит еще крепким. Климат в горах переменчив, зимой температура может по нескольку раз в день перескакивать нулевое значение. Разве в этих условиях такой пористый материал, как дерево, может надолго сохранить свою прочность?

Однако часовой осторожен. Чувствует, что конструкция не безопасна, и потому старается лишний раз не делать резких движений. Да и погода, как назло, довольно безветренная. Это было бы не так уж важно, если бы не впивающиеся в мозг лучи света из центра лагеря. Чувствовал, что даже если выложусь до донышка, моих сил может не хватить, чтобы повлиять на часового. Вот он медленно переступает, чтобы размять мышцы. Слишком медленно и слишком осторожно, его центр тяжести почти не меняет положения, и конструкция вышки, соответственно, не испытывает нагрузок. Взгляд мой поневоле соскальзывает с чистого на вышке — это тоже влияние близости к их богу. Впрочем, оно и к лучшему.

Вороны. Этих птиц здесь довольно много, хотя остальной живности что-то не видно. Должно быть, происходящее в центре лагеря распугивает животных, и только пернатые падальщики не могут совладать с соблазном. Я чувствую, что откуда-то доносится слабый запах мертвечины. Однако птицам все равно неуютно, и они бодрствуют, несмотря на ночное время. То и дело перелетают с места на место, подолгу кружат в вышине, вспархивают с насестов от любого резкого звука. Одна уже в третий раз пролетает над головой чистого на вышке. Сейчас она пошла на четвертый круг — очень вовремя. Вот птица делает ленивый взмах крыльями, чтобы чуть набрать высоту — иначе окажешься слишком близко к опасному человеку на деревянной конструкции. Вот только что-то не выходит — должно быть, мышцы крыльев устали от долгого полета, затекли. Вместо того чтобы взлететь выше, ворона только набирает скорость.

Часовой снова переступает с ноги на ногу — все так же осторожно. И в этот момент видит, как прямо в лицо ему несется комок темноты. Появление птицы в непосредственной близости от глаз так неожиданно, что чистый отпрыгивает назад, всем весом отталкиваясь от помоста. Угрожающий скрип дерева, вышка чуть покачнулась от резкого движения. Вместо того, чтобы замереть, часовой делает пару шагов вперед, еще сильнее раскачивая шаткую конструкцию. Этого движения оказывается достаточно. Скрип повторяется, теперь уже более громкий, за ним следует треск, и вышка, все ускоряясь кренится внутрь лагеря только для того, чтобы в результате с грохотом обрушиться на землю.

Вряд ли чистый сильно пострадал. Высота слишком мала, помост находился не выше десяти футов от земли. Однако его испуганный вопль привлекает внимание чистых, патрулирующих лагерь. Увидев аварию, сразу пятеро спешат на помощь к пострадавшему. Двое склоняются над вопящим от боли часовым, трое оглядываются по сторонам, выискивая опасность. И начинают падать, один за другим. У меня звенит в голове от напряжения, поэтому я не слышу выстрелов. В первую секунду даже не понимаю причину, по которой чистые падают. Впрочем, ошеломление быстро проходит, я хватаю винтовку и тоже стреляю. Мои усилия не так результативны. Из трех выстрелов в цель попадает только один. «Тебе, Кера. Как обещал», — шепчу я. Надеюсь, этого достаточно, чтобы жертва досталась богине — не хочется нарушать слово.

— Все! Хватит! — я не сразу понимаю, что Рубио обращается ко мне. — Пора менять позицию! Уходим, они сейчас очухаются!

Я понимаю, что спутник прав, но все еще недостаточно пришел в себя, чтобы незамедлительно последовать совету. В следующие несколько секунд ситуация меняется настолько, что это становится ненужным. Очухиваются не только чистые. Заключенные тоже в первый момент растерялись от обилия событий, однако главное они поняли. Первым к телу одного из чистых подскочил какой-то парень. Он схватил винтовку и начал стрелять. Всего пара выстрелов, и он падает от ответного огня охранников, но главное он сделал — подал пример. Тот парень еще не успел даже упасть, а винтовку у него из рук уже выхватил следующий заключенный. Другие бросились к телам чистых, чтобы забрать их оружие.

Я, вместо того, чтобы уходить подальше, стреляю в тех чистых, которые попадаются мне на глаза. Безобразно мажу — кажется, прежде чем патроны кончаются, я успеваю убить только одного. Даже это неплохо — он упал как раз рядом с одним из заключенных, который тут же выхватил освободившийся карабин. Те, кто обзавелся винтовками, бегут куда-то к центру лагеря, увлекая за собой остальных, взбудораженных неожиданным успехом.

Я вдруг вижу спину Рубио — он бежит к образовавшемуся после падения вышки проходу в ограде, останавливается, чтобы сделать пару выстрелов. Сообразив, что сам все еще остаюсь на месте, спешу присоединиться.

Глава 9