– Подростком себя чувствую, веришь?
– Верю. Я сама здесь с тобой летаю.
Держу Киру крепко, пока она раскидывает в стороны руки и блаженно зажмуривается, и утыкаюсь носом в ямочку рядом с ее острой ключицей. Мимо фланируют такие же влюбленные, в вышине плывут маленькие пушистые облака, наступающий вечер вымывает с небосвода слишком яркие краски.
А мы не шевелимся, впитывая очарование момента.
– А правду говорят, что счастливые люди…
– Читают книжки, пьют вкусный кофе и не наблюдают часов?
Перебиваю Киру, когда мы спускаемся с колоннады, и заботливо заправляю платиновую прядь ей за ухо. Увеличиваю арсенал этих безотчетных жестов и утопаю в потребности все время ее касаться.
– Да нет же. Говорят, что счастливые люди сплошь эгоисты. У кого-то проблемы, трудности, аварии. А мы здесь наслаждаемся жизнью и ничего не замечаем.
– Не забивай голову. Мы разве не заслужили свое счастье?
Озвучиваю резонный вопрос и не жду ответа. Отрываю Киру от земли и кружу ее до тех пор, пока она не начинает звонко пищать и не больно стучать ладонями по моей спине.
Пошатывается слегка, когда ставлю ее обратно. Цепляется за мои предплечья. И трется носом о подбородок.
Настоящая такая. Нежная. Господи, несравненная.
– На Дворцовую пойдем?
– Пойдем. И глинтвейн. Ты обещал.
– Помню.
Стискиваю ее в объятьях и на несколько секунд выпадаю из реальности. Снова шарашит высокочастотным током. Сердца тарабанят в унисон, энергии сплавляются, кожу покалывает мелкими иголками.
Мозги в кашу. Ноги – желе. В ушах – вата.
– Держи.
Покупаю в ближайшей палатке терпкое пряное вино и задумчиво слежу за тем, как Кира осторожно обхватывает картонный стаканчик пальцами и делает небольшой глоток.
Вздрагивает от тепла, разливающегося по пищеводу. Улыбается благодарно. Свободной рукой скользит по моему запястью. Нуждается в близости так же сильно, как в ней нуждаюсь я.