Урод, как есть.
– Прости.
Высекаю хрипло. Держу ее крепко. Аккуратно своим подбородком ей в макушку упираюсь.
Бурю вместе пережидаем. Штормит Киру знатно. Да, и меня прилично потряхивает. По телу прокатывается волна озноба, в жар превращается. Судорогой сводит конечности.
Какое-то идиотское окончание дня.
– Ладно, забыли.
Отклеившись от меня, произносит Кира. Осторожно смахивает слезы с ресниц. Направляется к столу. Складывает бумаги в портфель.
А я, как дурак, на нее засматриваюсь.
Хрупкая. Ранимая. С острыми лопатками, которые угадываются под тканью рубашки. С выпирающими ключицами. С тонкими изящными лодыжками.
– Ну, что, поехали?
Возвращаю мысли в рабочее русло. Еще пару минут, и начнем опаздывать.
– Поехали.
На стоянку, где припаркована моя Ауди, спускаемся в тишине. Так же молча размещаемся в салоне. Привыкаем друг к другу заново.
Я завожу двигатель, включаю негромко радио, чтобы чем-то разбавить этот ледяной вакуум. Плавно трогаюсь и сосредотачиваюсь на дороге. Маневрирую аккуратно и не жду, что Кира заговорит первой.
– А с чего ты решил, Лебедев, что так хорошо меня знаешь? Может, я не розы люблю, а пионы?
Произносит ехидно. Постукивает ногтями по подлокотнику. Издевается.
– А, может, я вообще теперь цветам предпочитаю гамбургеры и картошку фри?
– Раз так, значит заскочим в Мак после переговоров.
Чеканю твердо и сильнее стискиваю руль, попутно косясь на Ильину, которая расплывается в несмелой улыбке. Такой, от которой становится светлее вокруг и все начинает петь.
Сам не замечаю, как уголки моих губ тоже ползут вверх. Настроение выправляется. О недавнем инциденте на фирме вспоминать не хочется.