Я люблю время

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что значит – куда? Только ведь на совещании постановили: на острова, к стадиону имени товарища Кирова, продолжить и завершить порученное нам дело.

– Нет, я просто спросила, я готова ехать куда скажешь. – Филарет, услышав столь смелое заявление, слегка скосил глаза в ее сторону, но даже и головы не повернул. И Светка тотчас смутилась, заметалась внутренне, испуганная его суровостью, стала заметать следы.

– Филечка, а Киров – это который во времена Хрущева?

– Гм… Пораньше. Хотя Хрущев – да, был во времена Кирова.

– Как это, я не поняла?

– Хрущева сняли с должности, под предлогом отправки на пенсию, в шестьдесят четвертом, а Кирова при помощи убийства на тридцать лет раньше. Зачем тебе это все?

– Ну, интересно. Они же нами правили столько лет.

– А-а… – Филарет – видно было, что задумался на миг – вдруг спросил:

– И сколько лет они нами правили, у, Света?

– Ой, я сейчас точно не помню… Пятьдесят? Нет, нет, вспомнила: пятьдесят пять?… Да?…

– Примерно. Было их время да прошло, одни только бюсты с памятниками от него остались. И кое-какие социальные привычки. А тебе сколько лет, я забыл? – Света отклонилась чуть вбок, чтобы в зеркальце над рулем увидеть глаза таксиста – прислушивается ли? – но тому, как истинному таксисту, было наплевать на разговоры пассажиров, он слушал передачу о футболе и следил за дорогой.

– Женщинам некрасиво задавать такие вопросы. Но тебе я по-честному отвечу: двадцать два. А тебе?

– Мне больше.

– Ясно, что больше, ну а все-таки? Тридцать есть?

– Светик, я не помню.

– Не помнишь?

– Не помню. От всего моего возраста остался только рассеянный склероз, да зависть к твоей юности. – Света недоверчиво хихикнула.

– Уж ты скажешь. Нет, ты очень даже вполне: стройный, красивый, мощненький такой, на старикашку и на больного не похож. И не толстый, самое главное. И гораздо младше… – Света запнулась и покраснела. – Ой, мамочки, как мне стареть не хочется, кто бы только знал!

– Ну так и не старей.

– Да я бы рада, но ведь так не бывает. Как представлю, что когда-нибудь мне будет двадцать пять… А потом и вообще тридцать! Кошмар! Мужчинам-то хорошо, они и в тридцать – считай что молодые… Почти.