В следующий миг мы оказались в сумраке башни. Элор снова взмахнул крыльями, рванул вверх. Шелест разнёсся по высокой шахте эхом. На последнюю площадку Элор приземлился бесшумно и прежде, чем я успела сообразить, чем это обернётся, толкнул крылом дверь в мою комнату.
Разрушенное жилище с тошнотворной откровенностью говорило о моём душевном состоянии. Судорожно вдохнув, Элор крепче прижал меня к себе и прошептал с болью в голосе:
– Халэнн… – Он опустил голову, в полумраке сверкнули его глаза, и надломленный шёпот повторился: – Халэнн…
Элор прижал меня к себе крепко-крепко, поцеловал в лоб, в макушку. Вздохнул… и развернулся к своей комнате. Я не хотела туда, почти боялась, что само пребывание там пробудит во мне прежнюю страсть.
В комнате Элора всё было по-прежнему, и только Сирин Ларн в одной сорочке сидела под окном и читала письмо… Она вскинула голову, показывая своё заплаканное, но счастливое личико. Брови приподнялись от удивления, она вскочила, сверкнув перламутром волос:
– Господин Халэнн, что с вами?
Чуть не споткнувшись, Элор так глянул на неё, что Сирин Ларн стушевалась, опустила голову, и волосы снова сверкнули в лучах солнечного света.
– Подожди снаружи, – приказал он.
Кивнув, Сирин Ларн по стеночке с витринами и перьями прошмыгнула до двери и скрылась за ней.
– Поставь меня на пол, – попросила я своим привычным ровным безэмоциональным голосом.
Тягостное молчание длилось всего мгновение, а затем Элор рыкнул, бросился вперёд, швырнул меня на покрытую новым меховым покрывалом постель и навис надо мной, прижимая к постели своим тяжёлым телом. Преграда воды между нами была слишком тонкой и ненадёжной. Он скалился, тяжело дышал сквозь зубы, но в его потемневших глазах была не страсть:
– Ты должен был сразу связаться со мной через метку! Должен был!
– Ты это уже говорил, – напомнила я, наслаждаясь тем, что лежу под ним и не сгораю от страсти, а просто устала и немного злюсь.
– Да знаю я! – Элор ударил кулаком по изголовью постели, резное дерево жалобно хрустнуло. Судорожно выдохнув, Элор слез с меня и уселся на краю постели, облокотился на колени. – А теперь рассказывай, что там произошло. Как так вышло…
Вода стекла с меня, освобождая от плена, утекла под кровать. Я сцепила пальцы на животе… и начала рассказывать:
– Броншер-Вар решил взять меня под ментальный контроль, чтобы я шпионил за тобой и Аранскими…
Слабым моментом истории была атака Броншер-Вара, побудившая меня уничтожить их всех. Но повествуя о пути через зеркальный коридор, я решила саму ментальную атаку не упоминать и сказать, что, воспользовавшись голосом, напала до его атаки, чтобы не попасть под контроль.
Элор слушал молча: и о коридоре, где я потеряла офицеров, и об удушении Броншер-Вара, о бое и придуманную мной историю, что Жаждущий крови за более активное участие в сражении требовал полить его кровью поверженных. И только бледность лица Элора, ходящие желваки да судорожно сжимавшиеся кулаки выдавали его отношение к моему рассказу. А я… я чувствовала гордость за себя и невыносимую, путавшую мысли усталость.
– Я не уйду с должности, – предупредила серьёзно. – Теперь рядом с тобой для меня самое безопасное место. Пусть этот молодняк ещё не вступил в орден Неспящих, но они их убийство так просто не спустят.
Это был удар по больному месту Элора: заставить его почувствовать себя виноватым за то, что невольно втянул меня в неприятности, уверить, что моя безопасность зависит от него.