Эрдаль устал. Он поднялся из-за стойки.
– Часть руководства надо заменить. Петер Андерсон в результате голосования будет уволен, а на его должность предложен более приемлемый кандидат. Правление и спонсоры единодушны, но мы уважаем членов клуба и хотим, чтобы предложение поступило непосредственно от них. Наш приход сюда – это жест доброй воли.
Рамона язвительно усмехнулась:
– От меня не укрылось, что ты вообще человек доброй воли. Позволь спросить, что же такого неприемлемого сделал Петер?
– Ты сама прекрасно знаешь, – зарычал сквозь зубы Эрдаль.
– Нет, не знаю. И сомневаюсь, что вы знаете. Именно поэтому сейчас идет следствие.
– Ты знаешь, в чем обвиняют моего сына, – сказал Эрдаль.
– Звучит так, будто он – жертва, – заметила Рамона.
И вот тут-то Эрдаль не выдержал. Фрак, который никогда еще такого не видел, от страха задел и опрокинул свою и Рамонину рюмки.
– А что, нет? Он и есть жертва! – крикнул Эрдаль. – Ты хоть представляешь, что это такое, когда тебе предъявляют подобные обвинения?! А?
Рамона и глазом не моргнула:
– Нет. Но чисто интуитивно мне кажется, что хуже обвинений в изнасиловании может быть только изнасилование.
– Значит, по-твоему, эта чертова девка говорит правду? – зашипел Эрдаль.
– По-моему, не следует делать вывод, что она врет, на основании только того, что твой сын играет в хоккей. К тому же у нее есть имя. Ее зовут Мая, – ответила Рамона.
Эрдаль издевательски рассмеялся:
– Значит, ты из тех, кто пытается все валить на хоккей?
Рамона серьезно кивнула:
– А ты играл в хоккей?
– Бросил, когда мне было двенадцать, – признался Эрдаль.
– Тогда ты прав. Я все валю на хоккей. Потому что, если бы ты продержался еще год-другой, возможно, хоккей научил бы тебя проигрывать как мужчина. Возможно, ты понял бы, что даже твой собственный ребенок может совершить ошибку, и, если такое случается, ты должен отвечать за это как МУЖЧИНА. А не спихивать вину на пятнадцатилетнюю девочку и ее отца.