Ее лицо секунду было наполнено откровенным презрением, затем смягчилось.
— Нет, Петя, ради тебя я, пожалуй, могу задержаться.
— Раньше ты не была такой добренькой, — парировал он.
Обстановка слегка разрядилась.
Шаров медленно поднялся по ступеням и направил луч фонаря внутрь дома.
— Надеюсь, ты здесь ничего не заминировал… — вполголоса бросил он старику. — Иначе потери Родины будут невосполнимыми.
— Не смешно, — сказал Денис.
— Так я и не смеюсь.
Просунув голову внутрь, Шаров с минуту изучал внутренности дома, затем махнул рукой.
— Кажется, все нормально. Заходите, только осторожно. Полы, кажется, совсем прогнили.
Он скользнул в дверной проем, остальные потянулись за ним.
На удивление в самом доме оказалось не так уж и плохо — только та часть, что находилась за печкой, довольно серьезно пострадала — крыша там наполовину обрушилась и пол действительно прогнил. С левой стороны луч фонаря высветил большой деревянный стол, поперек которого лежал старый самовар, две скамьи с накиданным поверх тряпьем. Под столом валялись почерневшие от времени доски.
Петр нагнулся, подобрал одну из них и сдул пыль.
— Здесь что-то написано… — сказал он удивленно. — Кажется, это по-немецки. Кто-нибудь помнит немецкий?
В ответ раздалось покашливание.
— Мы же его семь лет учили! — усмехнулся он.
— Ну так и переведи! — съязвил Денис. — Дай гляну!
Петр протянул ему доску.
Денис всмотрелся в выцветшие буквы:
«Aufmerksamkeit! Zerbrechlich! Vorsichtig tragen!»