– Э-э… короче, это не то чтобы ненависть, но мне не особо нравятся цыгане, у меня о них сложились не самые лучшие впечатления. Но если бы я встретил хорошего цыгана, я бы вполне мог назвать его другом.
Он снова задумывается.
– Не могу подобрать подходящее слово, чтобы описать сочетание неприязни и жалости. Примерно так я это ощущаю. Мне хотелось бы, чтобы они обрели лучшую жизнь где-то в другом месте.
Тут Магнусу приходит в голову еще один пример.
– Поначалу я отрицательно относился к исламу, но потом увидел, как всё поляризуется, правый популизм и всё такое, мне это не нравится. Но иногда, когда мне особенно горько, когда ненависть к женщинам обостряется, мне начинает казаться, что мусульмане поступают правильно. Правильно обращаются с женщинами.
А что он думает по поводу мигрантов?
– Политическую концепцию следует доработать, должна быть альтернатива безразличию и ненависти. Не могу сказать, что ненавижу мигрантов, но должны быть более четкие ограничения. Но такую ненависть, которую вызывают у меня женщины, я больше ни к кому не испытываю.
– Что ты думаешь о феминизме?
– По-разному. Когда я в адеквате, мне кажется, что в этом что-то есть, но, когда становится плохо, возникает мысль, что это злобная идеология, направленная против мужчин. Я могу разговаривать с женщинами как с любыми другими людьми, но, когда я выведен из равновесия, в голову приходят всякие ужасные мысли.
– Как ты видишь будущее? – спрашиваю я.
– Мрачно, – отвечает он быстро. – Я часто думаю о самоубийстве – не прямо сейчас, а на перспективу. Точно знаю, что покончу с собой – не сейчас, не завтра, не в этом году, но рано или поздно наложу на себя руки.
– Почему?
– Потому что боюсь, что иначе моя смерть будет еще страшнее. Это моя единственная свобода – выбрать, как уйти. Только в этом случае я смогу умереть на своих условиях, выбрав не самый болезненный метод. Лучше так, чем на Третьей мировой войне.
Я спрашиваю:
– Если оглянуться на весь прогресс человечества за последние столетия: мы искоренили многие болезни, по большей части справились с мировым голодом, всё больше детей имеют возможность посещать школу, – разве это не внушает надежду?
– Не вижу тут никакого прогресса, потому что людей стало больше. А нормальное состояние человека – страдание. Лучше бы все поскорее умерли, чтобы не страдать!
Он произносит это сердито и раздраженно, словно бы начиная терять терпение. Почему я никак не возьму в толк, что всё бессмысленно?
– Я хотел бы, чтобы всё закончилось, чтобы все мы умерли, – подчеркивает он. Разговор заходит в тупик. Магнус снова жмурится, откидывается назад. – У меня кружится голова.
– Сделай перерыв и подыши, – отвечает ему медсестра и смотрит на меня встревоженно.
– Скоро заканчиваем, – поспешно заверяю я, чтобы немного смягчить ситуацию. Но остался последний вопрос, самый щекотливый, настолько, что я сознательно приберег его на конец. Магнус кивает, вид у него немного испуганный.
ebooksa