Гэбриел стоит, выпятив подбородок и сощурив глаза:
– Ее женихом.
Мужчины мысленно оценивают друг друга, а мне кажется, что мое сердце сейчас разобьется на тысячу осколков. Я хочу обнять Гэбриела и сказать, что все уладится, что я люблю его и он мне нужен. Но я смотрю на фотографию девочки, и у меня в горле встает ком.
– Джулиан, – говорю я, и мне так странно произносить это имя, – с Валентиной все хорошо?
Он печально смотрит на меня:
– Она по тебе ужасно скучает. Но с ней все в порядке. Я делаю все, что могу. Она будет счастлива, что мама вернулась домой.
Моя рука инстинктивно тянется к животу, но тут я вспоминаю, что он сказал про суррогатную мать. Даже если так, что заставило меня забыть, что у меня есть ребенок? Трудно поверить, но, похоже, это правда. И снова задаю себе вопрос: что я за человек? Какая мать бросит своего ребенка?
– Поговорим позже, – отвечаю я Джулиану.
Беру под руку Джиджи, и мы выходим из комнаты и из галереи. Смотрю прямо перед собой, не в силах встретиться глазами ни с Гэбриелом, ни с его родными. Как бы им ни было больно из-за меня, я не могу сейчас сосредоточиться на них. Я должна найти путь назад, в прежнюю жизнь, и выяснить наконец, от чего бежала.
28. Эддисон
Джиджи ведет мою машину, Эд следует прямо за нами. Я заставляю себя думать, вспомнить хоть что-то – напрасно. В голове каша: мысли путаются, живот подвело. Мы сворачиваем на боковую дорожку, ведущую к моей квартире над гаражом, и Джиджи глушит машину. Я открываю дверь, ко мне сразу подходит Эд, берет меня за руку:
– Тебе лучше не оставаться одной. Давайте поднимемся все вместе.
Всю дорогу я судорожно цепляюсь за его руку и не отпускаю, даже когда мы оба уже сидим на маленьком диванчике. Джиджи садится напротив, в оранжевое икеевское кресло с откидной спинкой, в котором я люблю читать. Рядом на столике лежит стопка книжек, которые я читаю. Знаю, вид у меня сейчас такой, будто я получила контузию, и самочувствие соответствующее.
– Все будет хорошо, Эдди. Теперь мы многое узнаем. Ты же этого хотела, – говорит Джиджи.
Во мне снова нарастает паника.
– Мне страшно, Джиджи. А если мы узнаем что-нибудь ужасное?
– Конечно, ты боишься. Не бояться было бы странно. Но ты можешь двигаться вперед постепенно, по шажочку.
Я киваю и поворачиваюсь к Эду:
– Все время думаю о том, что он сказал. Если я жила в Бостоне, как очутилась на шоссе в Нью-Джерси? Непонятно.
– Не знаю, Эдди. Может, ты уехала из Бостона, а потом что-то стряслось.