Вечная Война

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что, тоже охренела? — обратился я к Системе. — Отож…

И тут они посыпались как снег на голову. Наши винтовки практически ничего не могли сделать против щитов и брони блохастых. Клоуна я потерял в первые секунды сражения. Попытался отобрать меч у ближайшего противника, но не хватило сноровки. Чуть не лишился руки. Опять. Походя, откинув меня щитом, он отвлекся на Овцу, что поливала его огнем из винтовки. Быстро прикончив ее, он вернулся ко мне.

Размах! И тут снова пришёл он… Глюк! Время практически остановилось. Я посмотрел на замахнувшегося противника. Как будто посмотрел в зеркало. Только другое обмундирование, а так — мой полный брат-близнец. И только сейчас я заметил, что глаза у всех нас серого цвета.

Меч медленно начал опускаться на мою голову. Я сделал шаг вбок. Ощущения были, как будто двигаюсь в толще воды, но, при этом, все равно быстрее противника. Интересно. Я положил руку на чужое запястье и слегка подкорректировал направление движения, приложив немного силы. В результате, противник совершил замедленный и очень красивый кувырок через голову. Хрустнула кость. Меч оказался на земле. Также неторопливо я поднял его и воткнул в грудную клетку врага. Даже кровь брызнула из раны как-то медленно!

Я осмотрелся. Вокруг было реальное «слоу-мо». Нас давили по всему фронту. Практически все отделение либо погибло, либо было близко к этому. Вот мертвая Овца улыбается чему-то наполовину отрубленной головой. Вот Буч ползет к мертвой Тоне, волоча за собой по земле собственные кишки. Вот Кадет приложил кого-то ракетницей, как дубинкой, но к нему подбирается следующий враг. Еще двое бегут ко мне. Должен успеть! Я делаю несколько плавных шагов к «блохе», атакующей Кадета. У меня перед глазами его широкая спина, прикрытая Прыжковым Ранцем. Ранец прилегает к спине бронекостюма очень плотно, но справа есть кнопка экстренного сброса. Я рукояткой меча бью по кнопке, левой рукой ускоряю отстреливание ранца и перерубаю ему позвоночник в районе грудного отдела. Этот готов.

Кидаю ранец в сторону подбегающих, которых уже стало три, прикидываю траекторию уворота и последующей атаки… и тут время возвращается к своему нормальному течению.

Я снова получаю в голову щитом и отлетаю в сторону. Неловко приземляюсь, ударившись многострадальной головой об ящик с минами. Тройка врагов, судя по их недобрым лицам, решила порубить меня на кусочки. На очень маленькие. Тремя мечами.

Судя по карте, 2-е отделение уже спешит к нам на помощь, но категорически не успевает. Уже отработанным движением я взвел у мины взрыватель и с криком: «Русские не сдаются!», со всей дури долбанул по ее подружкам, ровными рядками лежащими в ящике.

Перед полетом на перерождение, я успел подумать о трех вещах. Что случилось со временем? Кто такие эти «русские»? И что, вообще-то, мне никто и не предлагал сдаваться…

Глава 16

— Правда, я молодец? — cпросил я, просматривая запись.

На ней мое тело, выглядевшее полупрозрачным, смазанными движениями уничтожало противника. Вот кульбит через голову первого врага. Не успел он как следует умоститься на земле, как в груди у него образовался меч. И брызнула во все стороны кровь. Нормально брызнула. Быстро и много. Вот тень метнулась ко второму противнику. Отстрел ранца и еще один кровавый взрыв практически совпали во времени. А вот тут, я выпал в «нормальный» мир и, похоже, был этому совсем не рад. Вон как недовольно вылупился!

Нобель прокручивал этот фрагмент снова и снова. На разных скоростях. Хмурился и молчал. Для него молчание дольше двух секунд было из ряда вон выходящим событием. А тут он молчал все это время.

Через десять минут я заскучал.

— Ну покажи еще раз взрыв! — попросил я его. — Эпичный же Армагеддон получился!

Нобель странно посмотрел на меня и молча запустил повтор записи еще раз. Его живой глаз выглядел сейчас точь-в-точь как его искусственный. Мертвым и неприятным. Еще через пять минут мне пришло уведомление, что новое тело в полном порядке. Готово к Труду и Обороне.

— Ну, я пошел тогда? — неуверенно поинтересовался я. — Если тебе нечего сказать…

Нобель опять посмотрел на меня. В его живой глаз вернулась жизнь.

— Подожди. Мне есть, что сказать… Точнее, есть что показать. При одном условии, — оба глаза уставились на меня. — Ты никому об этом не расскажешь.

— Честное пионерское! — тут же пообещал я. Но не удержался. — А если все-таки расскажу?