Жестокое обращение с женщинами, убившими интимного партнера, не ограничивается побоями. В книге «Когда битые женщины убивают» (When Battered Women Kill) [40] Анжела Браун пишет, что люди, оказавшиеся в такой ситуации, превращаются из жертвы в убийцу только тогда, когда происходит резкая эскалация жестокого обращения. Эксперт пишет не только о физическом, но и о сексуальном насилии. Судебный психиатр Джилл Мези изучила серию из 17 убийств сексуальных партнеров женщинами и заметила, что большинство преступниц подвергались серьезному физическому, психологическому, эмоциональному и сексуальному насилию. К психологическому насилию относились грубые комментарии о фигуре и внешности, контроль за контрацепцией, ревнивые обвинения в неверности. К сексуальному – принуждение к занятиям проституцией, недобровольный секс, сопровождаемый угрозами и жестокостью, проникновение посторонними предметами и в одном случае принуждение к унизительному половому акту с собакой [41].
Я второпях закончил обход других пациентов из С1, заварил растворимый кофе с сухим молоком и отправился на встречу с медсестрами и надзирателями.
Удовлетворенный тем, что кризисов пока не ожидалось, я просунул голову в маленький кабинет для трудотерапии. Здесь наиболее уязвимая группа занималась с арт-терапевтом. Собака-терапевт, пожилой лабрадор по кличке Квивер, дремала под столом. Затем я открыл ключом тяжелую стальную решетку и вышел в сад, где группа заключенных сажала цветы на клумбе.
Тюрьма Холлоуэй была построена в 1852 году. В ней отбывали наказание суфражистки во время голодовки и принудительного кормления, Рут Эллис, последняя заключенная, повешенная в 1955 году, Майра Хиндли и моя тетя Джорджина. Перестроенная в 1970-х годах, тюрьма была пятиэтажной и занимала три стороны неправильного прямоугольника. Двигаясь по периметру, я миновал изолятор и вошел в блок с художественными мастерскими, тренажерным залом и бассейном (редкое удовольствие даже для заключенных с примерным поведением). Недостаток персонала означал, что во время обеденного перерыва, пересменки и ночной смены в тюрьме оставался всего один надзиратель на группу четырехместных камер, где в общей сложности находилось около 30 заключенных. Почти миновав серию тяжелых решетчатых ворот и заперев их за собой (плакат на стене гласил: «Запри и проверь!»), я прищемил безымянный палец левой руки последней решеткой. Испытывая мучительную боль, я понял, что повредил ногтевое ложе и что у меня образовалась пульсирующая гематома.
Я ходил с черным ногтем следующие полгода, пока он не отрос. В течение этого времени дело Шарлотты продвигалось по судебной системе.
После инцидента с ногтем я покинул Холлоуэй.
Путь из большинства тюрем до моего дома занимал значительно больше часа, однако Холлоуэй находилась поблизости. С одной стороны, у близкой дороги домой были свои преимущества, но, с другой стороны, у меня не было времени переключиться с судебной психиатрии на приятный мир купания и сказок на ночь. В автомобиле или на велосипеде мне помогали расслабиться музыка, новости по радио или просто дорога впереди, в то время как в поезде я предпочитал читать (легкие научно-популярные книги, например «Гоморра», «Призрачная башня», «Неестественные причины» или скандинавский нуар). Я не говорю, что не думал о работе, и не притворяюсь, что она не вызывала у меня никакой реакции. Я обсуждал наиболее сложные случаи – иногда годы спустя – в баре или на ежегодной конференции. Однако иногда мне нужно было отодвинуть работу на второй план, если, конечно, материалы дела не были настолько шокирующими, что не думать о них было невозможно.
Также неплохо проводить время с людьми не из своей профессиональной области. В выходные я могу выпить пива со старыми университетскими друзьями. Многие из них уехали из Лондона, но один, Брэд, устроился работать на телевизионную программу новостей. Обычно он делал репортажи о премьерах фильмов или пресс-конференциях, но однажды, выйдя из Олд-Бейли и шагнув прямо в толпу людей, ожидающих громкого приговора, я увидел приятеля. В этот момент наши совершенно разные профессиональные пути пересеклись.
Несколько недель спустя мне сказали, что другого психиатра попросили написать независимый отчет для стороны защиты. Он, скорее всего, собирался сделать акцент на ограниченную вменяемость Шарлотты. Королевская прокурорская служба обратилась ко мне за вторым мнением.
Пожизненное заключение с минимальным сроком отбывания наказания 15 лет означало бы, что Шарлотта пропустит детство даже младшего ребенка, трехлетнего Лиама. Как это скажется на подрастающем поколении? Сажая в тюрьму мать, вы также наказываете детей. Я прекрасно знал об этом из визитов в детский дом, откуда мы забирали мою кузину.
После того как двое старших детей тети Джорджины умерли, безопасность и благополучие Ханны имели первостепенное значение для каждого, поэтому девочка не могла остаться с матерью. Однако Джорджина настояла на том, чтобы мою кузину поместили в детский дом неподалеку и у нее была возможность регулярно навещать дочь. Возможно, удочерение было бы лучшим вариантом. Периодические контакты с ненадежной матерью во время жизни в детском доме, скорее всего, давались нелегко. Физически Ханна находилась в безопасности, но как проходило ее эмоциональное развитие? Должен признать, я часто думал об этом, особенно позднее, когда лечил молодых женщин в больнице.
Королевская прокурорская служба по какой-то причине была очень обеспокоена делом Шарлотты и требовала, чтобы я дал оценку до того, как будет готов отчет стороны защиты. Он задерживался, и эксперту-психиатру со стороны защиты пришлось явиться в суд и объяснять судье причины нарушения сроков. Это явно было сделано для того, чтобы не допустить дальнейшей прокрастинации. Аргумент «собака съела мою домашнюю работу» не имеет веса в суде, и любые оправдания озвучиваются под присягой.
С точки зрения этики выражение лечащим врачом экспертного мнения по определенным юридическим вопросам, например уголовной ответственности, приводит к конфликту интересов, и в гражданских судах оно строго запрещено. Однако я как лечащий психиатр должен был представить суду отчет (плохой или больной; больница или тюрьма), а тюремный психиатр был обязан выполнить работу для Королевской прокурорской службы. Я видел Шарлотту и оценивал ее психическое состояние через несколько дней, а не недель после совершения убийства, и это добавляло веса моему мнению.
Я снова встретился с пациенткой и спросил, какое официальное заявление она собиралась сделать. Женщина сказала о своем намерении признать себя виновной не в умышленном, а в непреднамеренном убийстве, поскольку у нее не было плана убивать Ленни. Проблема с намерением заключается в том, что Королевской прокурорской службе достаточно доказать желание причинить тяжкий вред здоровью, а не совершить убийство, поэтому этот аргумент не был весомым.
Шарлотта была в слезах, но, после того как я немного ее приободрил, она продолжила рассказывать свою историю.
Они с Ленни вышли из паба, и друг подвез их домой. Ее сын Кевин сидел перед телевизором, и пустая коробка из-под жареной курицы лежала сверху переполненного мусорного ведра. Шарлотта пошла наверх, чтобы посмотреть, как дела у Шэрон и Лиама. Однако мужчина, последовавший за ней, ударил ее, а затем потянул за волосы и вырвал клок.
Между ними началась перепалка, и Ленни сначала плюнул ей в лицо, а затем ударил по голове. «Он назвал меня грязной шлюхой и спросил, зачем я разговаривала с Джереми», – сказала Шарлотта.
Разве стремление к власти и ревность антисоциального мужчины не являются поразительно предсказуемыми? Сценарий, включающий алкоголь, ревность и насилие, также характерен для ситуаций, когда мужчина убивает женщину. Это битва не на жизнь, а на смерть, из которой первый гораздо чаще выходит победителем.
Воспоминания Шарлотты были «немного туманными». Она пошла в спальню мальчиков, чтобы сменить постельное белье, но Ленни продолжал кричать.
«Я сказала ему убраться из моего дома, но он отказался уходить… следовал за мной повсюду», – сказала Шарлотта.
ebooksa