– Фу ты, ну ты, когти гнуты, – усмехнулся Зинчуков. – Какой Нафаня… Слышь, Миш, а ты не мог бы его какой-нибудь другой кличкой назвать? Чтобы не именем человеческим, а например… Изей.
– Артём Григорьич, ни разу не замечал за тобой антисемитизма.
– Да ладно, этому анекдоту уже сто лет в обед, просто слегка переиначил, – улыбнулся Зинчуков. – Ладно, ты иди готовься, а я тут чего-нибудь состряпаю.
– И аппетит будет? После того, что ты сделал с хозяевами Нафани?
– Конечно будет. Я же доброе дело сделал, так что аппетита только прибавится, – улыбка Зинчукова стала ещё шире. – Должен же кто-то в этом мире делать добрые дела…
Нет, я не виню Зинчукова. И в самом деле, кто-то же должен в этом мире делать «добрые дела». Уничтожение того, кто ломал судьбы и убивал других… Это может и не такое уж хорошее дело, но это меньшее зло. И это возмездие. Сколько бы ещё «Женек» попало бы под жернова Гоги и его бригады? А так…
Да, такое место пусто не бывает, но если пойти по течению на самый верх, то можно реку запрудить у истока. А что до того – должен или не должен… Право имеет или суд решит… Нет, ребята, этим уродам только по году исправительных работ светило за наркоторговлю, а вот убийство ещё доказать надо. Поэтому Зинчуков и взял на себя роль судьи Дредда из моего времени.
С такими мыслями я отправился гладить костюм, наглаживать рубашку и галстук. Должен же я показаться семье Тамары как франт, а не как портовый забулдыга. Кот тоже приводил себя в порядок. Он не пошел на кухню, где гремел посудой Артём Григорьевич, а притулился в уголке, вылизывая шерсть. Изредка поглядывал на меня умными глазами.
Для него я пожертвовал эмалированным тазом и постелил туда с пяток газетных листов. Обедал он тем же, что и мы – картошкой с тушенкой. Ел аккуратно из миски на полу – ни одну крошку не уронил. Правда, молока у меня не оказалось, пришлось ему ставить воду в плошке. Но он и не противился. Сожрал всё до последнего мясного волокна и половину добавки. После этого занял уже присмотренное место на стуле, свернулся калачиком и только наблюдал за нами поблескивающими пуговками глаз.
На нужную улицу Зинчуков отвез меня на своей машине. В десять вечера по освещённым улицам Ленинграда ездило мало машин. В основном весь электорат собирался у телевизоров – многие окна горели теплым светом, среди которого мерцали голубые блики. Людей на улицах тоже было немного. В основном бежала молодёжь. Люди постарше явно уже пришли в гости и теперь занимали чинно места за столом, чтобы сначала побеседовать, а потом начать неторопливо подъедать то, что потом унесется на балкон и чем семья будет питаться ещё неделю.
Новогодний Ленинград словно погрузился в сказку, затаив дыхание и ожидая, когда из Москвы начнут бить куранты, чтобы ударить пробкой шампанского в потолок, стукнуться хрусталем и загадать заветное желание.
У дома Тамары Зинчуков остановился, оглядел меня, поправил воротник и ударил в плечо:
– Не бзди, Мишка, прорвемся! Только папку Тамаркиного слушай, говорят, что он в доме хозяин.
– Опять сорока на хвосте принесла? – спросил я.
– А может и сорока, – пожал плечами Зинчуков. – Но ты это… не урони честь мундира.
– Вовсе не думал, – помотал я головой. – Буду держаться до последнего, а потом ещё столько же.
– Вот это правильно. С Новым годом, Мишка-Сенька-Борька, – Зинчуков протянул руку.
– С наступающим, – я ответил на рукопожатие и сказал. – Нафаню там не сильно тирань.
– Его затиранишь, пожалуй, – хмыкнул Зинчуков. – Нет, я лучше сейчас поеду, как и хотел – на Дворцовую площадь. Чего мне одному с котом справлять?
– Тогда удачи и хорошей встречи.
ebooksa