— Жизнь предателя оборвал я. Иного выхода не было.
В теории он, конечно, имелся. Можно было убраться отсюда тем же путём, которым мы пришли. Но если бы Даниил смог остаться в живых, после поглощения душ, и сохранил хотя бы зачатки разума, то оказался бы в состоянии подчинить себе алтарь. И что-то мне подсказывало, у Рюриковичей там хранилось куда большая мощь, чем у Афеевых. Вполне вероятно, после такого фокуса, остановить мятежного царевича было бы почти невозможно. Разве что навалившись абсолютно всеми силами имперской знати. Только их ещё каким-то чудом надо собрать. А потом дать достаточную мотивацию, чтобы патриции бросились в самоубийственную атаку.
— Что я могу сказать, юноша. Василина будет скучать. Она хотела с вами как-нибудь ещё раз увидеться, но думаю этому уже случиться не суждено. А я, позвольте отметить, был рад нашему знакомству. И своим юным потомкам, о вас стану рассказывать только хорошее.
Сандал протестующе рыкнул, а я устало вздохнул и посмотрел на Дарью.
— Что за патриарх рода? О нём уже упоминали, но никто не рассказывал деталей.
Дева выглядела изрядно смущённой и недовольно хмурясь, поглядывала на Симеона. А услышав мой вопрос, вовсе скривилась.
— Старая легенда. Мол, если кто-то оборвёт жизнь Рюриковича, признанного советом рода и носящего фамильный перстень, то к нему заявится патриарх, который свершит месть. Даже если убийцей будет кто-то из нас.
На момент замявшись, снова покосилась на сибирского князя.
— Только, никто уже давно ни о чём подобном не слышал. Старая сказка, придуманная когда-то для защиты нашей фамилии.
Старый патриций усмехнулся.
— А как давно убивали кого-то из Рюриковичей?
Та дёрнула губами и вздохнула, а Шуйский пожал плечами.
— Вот видите, Ваша Светлость. Давно уже не умирали Рюриковичи от чьей-то руки. Проводили всю жизнь в заточении, это да. Бывало. Но за последние двести лет не нашлось никого, кто был бы достаточно безрассуден или глуп, чтобы убить члена императорского рода.
Оболенский, которого изрядно пошатывало из стороны в сторону, обратил на меня взгляд, в котором читалась вина.
— Я хотел сам его убить Василий. Присяга сразу забрала бы мою жизнь. А патриарху было бы не к кому приходить.
В голове само собой сложилось несложное математическое уравнение. Кавалергарду, как минимум три сотни лет. А Шуйский только что упомянул о двухсотлетнем затишье в убийствах Рюриковичей. Выходит, Ратибор должен быть свидетелем хотя бы одного такого случая. Понятное дело, вряд-ли он наблюдал за всем лично. Но наверняка в курсе ситуации.
Мысли прервал гневный голос Дарьи.
— Здесь только один представитель рода Рюриковичей. И он говорит, что никакой патриарх к Василию не заявится. А если даже такой и есть, то я сама встречу и всё объясню. Это мой предок, в конце концов.
На лице Шуйского проступило вполне искреннее изумление, а вот Оболенский кашлянул.
— Так это, Дашенька… Патриарх обычно по ночам приходит.