— Считай, что мы договорились. Выдели кого-то из членов правительства — с ним свяжутся. Пресс-релиз о строительстве храмов и поддержке Рюриковичей появится сегодня, сразу после того, как будет опубликовано твоё решение.
Юный монарх угрюмо кивнул. То ли не понравилось, что я игнорирую правила и не обращаюсь к нему хотя бы на «Вы», пусть и без титула, в присутствии князей. То ли оказался рассержен порядком действий. Сложно сказать.
Мне тоже было не совсем привычно действовать вот так, в открытую, находясь среди самих смертных. Сложно было представить, что когда-то я стану в таком формате обсуждать строительство храмов.
Я покосился на задумчивого Мстиславского, который присматривался к Шуйскому с Оболенским. Но тот пока молчал. А вот Рюрикович снова решил обратиться ко мне.
— Что именно случилось с Дарьей? Насколько всё серьёзно?
По мере того, как я коротко излагал историю произошедшего, император всё больше мрачнел. Возможно, от того, что на неопределённый промежуток времени потерял сестру. А, может быть, из-за пропажи главы Тайного Приказа, который был утверждён на Княжеском Сходе. Для назначения нового придётся собирать патрициев вновь. И кто бы не оказался следующим главой этой структуры, он точно не будет на все сто процентов лоялен Алексею. Фигура, назначаемая князьями — всегда автономный игрок. А если вспомнить, что должность делалась под Дарью, то и полномочий там столько, что он может вмешаться практически во всё, что угодно.
С другой стороны — никто не мешал Алексею предложить урезать возможности этого органа власти.
Поняв, что продолжаю рассуждать о проблемах смертных, встряхнулся. Погружение разума в оболочку из смертной плоти не прошло бесследно — за последнее время я настолько втянулся в эти игры, что порой сравнивал их по важности с грядущим вторжением. Тогда как Тьеран был в чём-то прав — всё это было игрой в песочнице. Причём, веселящиеся там «детишки» не замечали приближения мрачных мужчин в чёрных туниках и с острыми клинками.
Изложив всё, что было известно по поводу Дарьи, я немного подождал. Ещё раз глянул в сторону Мстиславского. И убрал барьер.
Вторжение было предотвращено. К моей свите присоединился Шуйский. А уже этим вечером свитские Леры начнут выбор площадок для постройки храмов. Не только моих, но и всего пантеона. Не так уж и плохо, если отложить в сторону эмоции.
— Ваше Величество, Ваши Сиятельства! Мы нашли его!
Я повернул голову к подбежавшему кавалергарду, который затормозил посреди раскрошенной брусчатки и, как будто, только что вспомнив, спешно отдал воинское приветствие. После чего обнаружил, что на него смотрят пять пар заинтересованных глаз, каждый из обладателей которых наделён огромной властью и, выдохнув, продолжил.
— Его Высочество…
Осёкшись, кашлянул и глянул на Рюриковича.
— В смысле — Иоанна. Третья рота обнаружила в особняке, рядом тут. Только он… Я даже не знаю, как это сказать. В очень странном виде.
Лера была первой, кто последовал за Меркурием. Той, кто буквально наблюдала второе рождение бога. Его главной жрицей. И что теперь?
Ладно, пусть он не выбрал её для любовных утех. Если посмотреть на метания Кристины, возможно, это и к лучшему. Честно говоря, римский бог вовсе не был склонен зацикливаться на интимных отношениях. Возможно так оно и бывает, когда за плечами сотни лет, и ты перепробовал всё, что возможно, во взаимодействии с другим полом.
Но она до сих пор оставалась обычной смертной. Олег, который случайно угодил сюда из осколка, стал богом. Тем, перед чьим именем трепетала половина империи Цин. Да и окрестные азиаты постепенно начинали обращаться к Чжень-у с просьбой помочь в их делах. Пока их было немного, да и местные правители такому мешали, но масштаб — это лишь вопрос времени.
Прохор, что появился из какой-то деревушки, вовсе, бог посмертия. У него теперь ещё и своё собственное царство смерти появилось под Парижем. Тот усач, что всё порывался добиться её внимания, тоже в шаге от «искры» — она почувствовала это, пока они были в бассейне. Всё же, божественная печать в её разуме была сильнее, чем у остальных — хотя бы какие-то преимущества от того, что она стала первой, поверившей в римского бога.
Побаранив пальцами по столу, Лера посмотрела на притихшего Жорика, который застыл в углу.