— Излишне.
— Аль…
— Я все контролирую.
— Ладно, — я понурил голову, отчетливо сознавая, что с ним лучше согласиться.
Альентес встал и подошел к окну, всматриваясь во мрак улиц. Его зрачки отражали трепещущие огни блудного города. Я подумал, когда он так задумчиво смотрит — вечность в его глазах. Вот бы запечатлеть его таким на рисунке…
По моему телу пробежала дрожь и сердце, ужаленное не то сожалением, не то восхищением, застучало громче. Я сглотнул комок, и принялся разглядывать вещи по второму разу.
— А он прав, — протянул я, закончив осмотр.
— В чем? — Альентес глядел на меня в отражение оконного стекла.
— В сутане ты только внимание к себе привлекаешь. Я вот ношу ее лишь из солидарности с тобой, чтобы, когда мы идем вместе, не диссонировали.
— Я уже не хожу с тобой. Задание для тебя, брат Диего, окончено.
— Ну, не суть. Просто американец прав. Лучше переодеться в мирскую одежду.
— Тебе надо, ты и переодевайся, — хмыкнул Аль.
— Если Гленорван пойдет в оперу, тебя туда могут не пустить. Тем более ты постоянно с собой таскаешь Реновацио!
— Неверно, — равнодушно заметил мой товарищ, — Когда я ходил в Цирк, Реновацио покорно дожидался в укрытии, под лавкой. Мне не обязательно все время держать его при себе, в экстренном случае я могу убить и голыми руками.
— Я не сомневался! — сдался я.
Альентес промолчал.
— Но все-таки, почему он так добр к тебе? — я выдал свою обеспокоенность.
— Добр? — Альентес скептически приподнял бровь здорового глаза.
— Я не знаю, как правильно выразиться.
— Лучше молчи.