Я одним махом вытер глаза и посмотрел на любимого. Его вишневые глаза приобрели осмысленность, изучая меня сквозь пелену наслаждения.
— Аль, я так люблю тебя! Тебя одного! Я умоляю, чувствуй меня!!!! — снова повторил я с трепетом.
— Диего! Да я всегда тебя чувствовал, — твердо проговорил Альентес, не отрывая взгляда, — Всегда! Всю жизнь! Вне зависимости от того, был ли ты во мне физически, как сейчас, или нет, но ты жил в моем сердце… Я каждый божий день тебя чувствую, тебя одного, я ежесекундно пишу тебе письма. Теперь, когда у меня настало просветление, я могу признаться…
— О, мой Аль, — протянул я из последних сил, — Я не получал писем!
— Правильно, — он засмеялся, приставляя палец к виску, — Они у меня в голове.
— Я люблю тебя! — повторил я, опускаясь к его лицу и целуя в губы.
— Тогда помоги мне, а то я не могу кончить… — шепнул Аль.
Мои руки принялись ласкать его между ног.
— Обманщик, — засмеялся я, доводя тело любимого до наслаждения.
— А ты?
Вместо ответа я доставил себе удовольствие всего двумя толчками.
— Прости, что в тебя… Надеюсь, ты не против, — произнес я, устраиваясь рядом с Альентесом.
— Все хорошо, — устало прошептал он, медленно засыпая.
Моя ладонь гладила его голову по мягким шелковистым волосам, провожая в сладостную дремоту. Ехать нам оставалось всего три часа.
Тело болело, но мое желание наслаждаться любовью Альентеса не проходило. Такова была моя любовь, мое обожание и страсть, бурные, как штормовой океан и неистовые, как ветер из тысячи ураганов.
Но я утомил Аля, ему теперь нужен был отдых, поэтому он дремал, а я охранял его сон.
Все же я тоже навестил Морфея. Когда я проснулся, Альентес уже успел подняться и переодеться в свежую сутану. Он сидел на краю кровати и начищал Реновацио до блеска.
Я потянулся, мышцы ломило, как будто меня вчера пропустили через мясорубку, а потом вдобавок ко всему кинули в производственную сушку. Все-таки кое-как кряхтя и бурча, мне удалось подняться и сесть на спальной полке.
Я посмотрел на друга. Альентес оставался как всегда невозмутимым и спокойным.
— Как ты? — спросил я, — Все хорошо?