Молчание.
– Обещаю тебе это.
– Точно?
– Разве я не пообещал?
– Я ухожу, – сказала она. – Я не хочу знать, что с ним произойдет. Ты никогда не будешь упоминать о нем, Чео. Ты меня слышишь?
– Да, моя дорогая, я тебя слышу.
– Так я ухожу, – сказала она.
– Он разрежет меня на мелкие кусочки, – сказал Макки, – и я все это время буду верещать от боли.
– Заткни ему глотку! – завопила Эбниз.
– Уходи, моя дорогая, – сказал мужчина и обнял ее за плечи. – Уходи, не медли.
Макки пришел в отчаяние.
– Эбниз, он причинит мне очень сильную боль, и ты это
Она рыдала, когда мужчина уводил ее прочь.
– Пожалуйста, пожалуйста… – умоляюще, сквозь слезы, просила она. Звук ее рыданий затих в ночи.
Он потянул веревки. Они немного поддались, но Макки понял, что это предел. Колышки, к которым он был привязан, не сдвинулись с места.
После нескольких часов перебрасывания вопросами, взаимных прощупываний и бесполезных ответов Фурунео вызвал исполнителя, чтобы тот последил за калебаном, а сам попросил Фэнни Мэй выпустить его передохнуть наружу. Фурунео вышел на уступ вулканической плиты и сразу ощутил пронизывающий холод, почти невыносимый после жары внутри сферы. Но ради глотка свежего воздуха можно было потерпеть и холод. Ветер стих, как это часто случалось здесь перед наступлением ночи. Волны продолжали набегать на скалы и с ревом бились об уступы, на которых покоился пляжный мячик калебана. Уже начался отлив, и брызги прибоя почти не долетали до него.