Разрушение и воскрешение империи
Дипломатические связи были разорваны. В странах советского блока начались репрессии против «югославских» агентов (по большей части вымышленных), в Югославии — репрессии против «агентов Москвы» (по большей части настоящих). Дело чуть не дошло до вооруженного конфликта — на границах Югославии с Венгрией, Болгарией и Румынией концентрировались войска. Если бы не смерть Сталина, произошло бы вторжение.
Совершенно неадекватное ожесточение Сталина против Югославии нанесло существенный ущерб имперским амбициям Москвы на юге Европы и позволило Белграду сохранить политическую независимость. Из-за Югославии социалистический лагерь, еще полностью не сформировавшись, уже перестал быть единым.
Относительную независимость от СССР имела и маленькая Албания, в которой, как и в соседней Югославии, коммунисты во время войны возглавляли антифашистское сопротивление и потому обладали реальной властью (а не получили ее благодаря советской поддержке). Лидер албанских коммунистов Энвер Ходжа являлся убежденным сторонником Сталина и во всем следовал его указаниям, но это было добровольное, а не принудительное сотрудничество, которое впоследствии, в постсталинские времена, будет прервано. В конце сороковых и начале пятидесятых годов Албания была сателлитом, но не протекторатом Москвы.
«Югославский вопрос», несмотря на всю свою воспаленность, имел региональное значение — в отличие от ситуации, сложившейся вокруг Германии, где столкнулись интересы сверхдержав.
Судьба бывшего Третьего Рейха была решена союзниками еще в Ялте и окончательно согласована в Потсдаме.
После долгих и трудных переговоров Германию поделили на четыре зоны оккупации: советскую, американскую, британскую и французскую, причем Москве достался самый большой кусок, поскольку в обмен на часть Берлина она получила Тюрингию и Саксонию.
В Потсдаме решили провести тотальную денацификацию и демилитаризацию Германии. Советский Союз, Польша и Чехословакия забрали себе большие куски германской территории, откуда было выселено всё немецкое население.
Политическое будущее германского государства осталось открытым вопросом. Каждая сторона шла тут своим путем. Советские власти поначалу осуществляли прямое оккупационное управление через специальный орган — СВАГ, Советскую военную администрацию в Германии. Местные кадры поставляла Социалистическая единая партия Германии, созданная из уцелевших социал-демократов и вернувшихся на родину коммунистов-эмигрантов. На первых порах это была весьма немногочисленная организация. Впрочем, СВАГ пока и не собиралась предоставлять немцам самоуправление. Германия рассматривалась прежде всего как источник поступления трофеев.
И в советской, и в «западных» зонах попыток возродить единое германское государство не предпринималось — прежде всего потому что шансы договориться об общем решении становились всё менее реальными: противоречия внутри бывшей антигитлеровской коалиции постепенно обострялись. Немцы имели собственные органы власти только на региональном уровне — земельном и муниципальном.
Положение изменилось, когда «западная» сторона решила объединить контролируемые ею территории в единое экономическое пространство. Сначала американцы и англичане создали из своих секторов «Бизонию» (не от слова «бизон», а от слова «бизональный»); затем, в июне 1948 года, с присоединением французской части, возникла «Тризония», которая должна была созвать парламентское совещание для выработки конституции. Одновременно в западной Германии провели денежную реформу, не согласованную с Советским Союзом.
В Москве восприняли эти шаги как политико-экономическую диверсию и закрыли границы с Тризонией. Западный Берлин оказался в полной изоляции, остался безо всякого снабжения — фактически попал в заложники. Стало ясно, что потсдамский размен Саксонии и Тюрингии на часть столицы был плохим решением. Всего через три года после победы над фашизмом в Европе вновь возник большой международный кризис, чреватый войной.
Это и была война, только не традиционная, с применением оружия, а война нового типа — «холодная».
Начало «Холодной войны»
В то самое время, когда в Вашингтоне изучали докладную записку Кеннана о «политике сдерживания» СССР, ту же самую идею публично, на весь мир, озвучил Уинстон Черчилль. Он находился в отставке, то есть был частным лицом и мог позволить себе говорить без дипломатических околичностей. 5 марта 1946 года, гостя в США, бывший британский премьер произнес в Фултоне речь, где впервые назвал границу между советской и западной сферами в Европе «железным занавесом» и сказал об опасности «тоталитарного контроля», который стремятся повсеместно установить просоветские компартии. Единственным способом остановить этот процесс является консолидация военной мощи американо-английского альянса. «Из того, что я видел во время войны в наших русских друзьях и соратниках, я заключаю, что ничем они не восхищаются больше, чем силой, и ничего они не уважают меньше, чем слабость, особенно военную слабость», — повторил Черчилль выводы Кеннана. В Москве выступление недавнего союзника восприняли как декларацию нового, враждебного курса Запада (чем речь Черчилля, собственно, и являлась).
В 1947 году, когда этот курс принял форму американской экономической экспансии через «План Маршалла», а СССР в ответ ускорил процесс советизации восточноевропейских стран, отношения всё время ухудшались — в первую очередь из-за разногласий по германскому вопросу. В начале 1948 года в Лондоне состоялась встреча шести государств (США, Британии, Франции, Бельгии, Нидерландов, Люксембурга), где будущее западных зон Германии обсуждалось без участия Советского Союза. После этого СССР стал игнорировать заседания Союзнического Контрольного Совета, управлявшего Германией, и разразился Берлинский кризис.
Два с половиной миллиона западноберлинцев остались без продовольствия и топлива, полностью отрезанные от поставок по железным и автомобильным дорогам. Советская администрация выразила готовность выдавать продуктовые карточки горожанам, которые зарегистрируются в восточном секторе. В этом и заключался смысл блокады: кто не слушается, тот не ест. Однако этот план провалился. Предложением воспользовались всего 4 процента жителей, потому что союзники создали небывалый по масштабам воздушный мост. В блокированный Берлин каждый день, в течение 11 месяцев, доставляли самолетами всё необходимое, в общей сложности переправив почти два с половиной миллиона тонн грузов (то есть по тонне на каждого западноберлинца).
В качестве ответной санкции было наложено эмбарго на весь экспорт с советской стороны «железного занавеса». Экономический ущерб от этой меры в сочетании с эффективностью воздушного моста вынудили Сталина дать задний ход. В мае 1949 года блокада прекратилась.