Глеб захохотал.
- Давай, я сам. – Он стянул с меня трусики, лег рядом и прижал к себе. – Правящие рода – это залог необходимого образования для участия в законодательной деятельности.
Да.
- Потому что, на самом деле, не так уж много тала хотят заниматься политикой. В списке популярности профессий позиция ниже некуда.
Да. Сознание медленно наполнялось сладким туманом, а пальцы Иммэдара ласкали шею и грудь.
- К тому же образовательный маршрут правящих открыт любому тала. Так?
Да.
Его ладонь погладила мой живот и бедра.
- Не совсем, - голос Глеба стал хрипловатым. – Проблема в отсутствии спроса и поддержке семей. Само общество неявно обязует детей Правящих идти в политику, и никакой стимуляции свежей крови толком нет.
Его пальцы скользнули между моих ног, и я непроизвольно выгнулась.
- Действующий офицер космофлота получает столько же, сколько член второго круга, только работа интереснее раза в три. – Его дыхание коснулось моей шеи, а пальцы проникли в меня. - И все эти рамки и традиции, которые соблюдают Правящие. Я посмотрел, куда в последние двадцать лет уходили проданные платья Первого собрания, и, в целом, кто извне появлялся в системе кругов Совета, и вот что очевидно: эти тала склонны к нарциссизму.
Как люди?
Я тихо застонала, ощущая плавные размеренные движения его пальцев. Плеча коснулись прохладные губы.
- Плюс ответственность за принятые решения вплоть до уголовной тоже не привлекает, хотя как раз этот пункт мне очень нравится. На Земле его тысячелетиями не хватает.
Если чистокровный думает, что я вот так могу вникать в смысл его слов, то он глубоко заблуждается!
- Селене, - прошептал он мне в шею, словно мысли прочитав, и его пальцы безошибочно нашли во мне чувствительную связку нервных окончаний. – Моя прекрасная Кюн-Нейр, покажи мне, как ты кончаешь.
Я испуганно вспыхнула, а по венам заструилось пламя, прямо как в тот день, в машине, и следующей ночью, в больнице, когда он приказал раздеться и сесть на него сверху. Наша близость изменилась. Прежде я знала нежного, порывистого, страстного, увлеченного мной землянина, такого осторожного. Теперь же его порывистость порой обращалась в напористость, увлеченность – в непоколебимость. Он, по-прежнему, оставался самым нежным, самым ласковым, но в то же время в нем обнаружилась жесткость, безапелляционность.
Я приподняла бедра навстречу его ласке и впила ногти в матрас под натиском восхитительных, безумных ощущений, что он мне дарил. Тело сотрясала мелкая дрожь. Я беспомощно хватала ртом воздух и, как могла, пыталась контролировать собственные стоны, страшась потревожить сон дочери.
- Громче, нейри, - скомандовал Иммэдар.
Я испуганно распахнула глаза. Я же могу не подчиниться? Мне нужно объяснить, почему я…