А по канату уже спешно спускались Кострома, Дунай и Трибэ. Ну и Сочинец застыл наверху, ожидая, когда его очередь придёт. В лагере вообще, похоже, царила какая-то суета. И, кажется, я догадывался, почему: люди просто пытались собрать всё, что только можно.
Надеюсь, у них хватит ума не скидывать тяжёлые пожитки прямо нам на головы?
Если с такой высоты пуховая подушка прилетит — и то шею может сломать. А уж что-нибудь потяжелее, так и вообще...
Летуны погибли быстро и весьма позорно. Они почему-то так и не взлетали с гнёзд. Да и вообще подпускали нас неоправданно близко. Видимо, так привыкли жить на безопасных спинах гигантов, что просто не имели нужных навыков обороны.
Будучи грозным противником при атаке с воздуха, у себя дома они оказались слабы. И бесславно гибли один за другим, даже не пытаясь объединиться. Зато пока мы разбирались с летунами, сверху успели сбросить ещё один канат.
Я воспользовался моментом — и тут же принялся забираться назад. Решил, что стоит проконтролировать спуск раненых и питомцев. Забираться по канату двадцать метров — кстати, то ещё удовольствие… Но я сумел выдержать и это испытание (надеюсь, последнее!).
Оказалось, что поднялся я очень даже вовремя. Потому что большая часть мужчин уже выстраивалась в очередь на спуск. Пришлось на всех орать, заставляя заняться ранеными. Один бы я такого не выдюжил. И даже с помощью Ланса, который меня поддержал — не вышло бы.
Зато Дунай, Кострома, Сочинец и Пилигрим, вернувшиеся моим путём, стали весомым аргументом в споре.
В общем, мы только начали спуск лежачих раненых, когда гигантская форма жизни довольно сообщила миру очередное:
— О-О-О-О-О!
И… Ко всеобщему вздоху облегчения, полезла за новой порцией.
Этот маленький для гигантов и гигантский для нас зверь подарил нам не меньше трёх часов времени. Под конец, когда он полез за четвёртой порцией, мы спускали вниз уже то, что нам могло пригодиться в пути: дерево, верёвки, камни… Что-то кидали вниз чуть в стороне (наш «ездовой черепах» на эти постукивания по спине внимания не обращал), что-то клали в сеть, на которой до этого тащили вниз раненых.
А когда гигант, наконец, слизнул остатки леса перед скальным выступом, последние из нас со всех ног и рук кинулись вниз. Собственно, одним из последних был я. Трижды порывался спуститься — но каждый раз находилось что-то, что меня задерживало…
Страшно было не успеть. Если гигант сейчас потопает по своим делам, а я останусь подвешен между скалой и землёй — это будет глупейшее завершение мною же придуманного плана!..
Но обошлось. После спуска последнего из нас гигантская форма жизни стояла ещё минут двадцать, прикрыв все четыре глаза и пережёвывая собранный во рту лес.
И только потом, повернувшись на запад, двинулась в путь. Люди у неё на спине сидели, боясь пошевелиться. И, до сих пор не веря в спасение, смотрели на скальный выступ, который им пришлось покидать столь удивительным образом. Только наши питомцы бегали по спине, а ещё с опаской поглядывали вниз и скулили.
Но даже они не пропустили момент, когда остатки бестий показались на скальном навесе. Разглядев нас, они застыли на краю, приподнялись на задние лапы — и обиженно завыли. Ещё бы, обед прямо из-под носа ушёл!.. Им ответили бестии откуда-то спереди — видимо, как раз по курсу гиганта.
А я сидел и глупо улыбался… Сначала улыбался, глядя на бестий. А затем, когда смотрел на своих спутников. И я не перестал улыбаться даже потом… Когда улёгся на спину, раскинув руки, и наблюдал, как на голубом небе с запада на восток скользят барашки облаков.
Когда смотришь на небо этой планеты днём, то кажется, будто вернулся на Землю. Оно так похоже на наше, что даже тоска берёт по покинутому дому… Но я готов тосковать ещё долго! Нет, правда, долго-долго! Лет сто!..
Главное — я понял, что нельзя терять надежду… Никогда нельзя терять надежду. Даже если тебя почти съели.