Во главе кошмаров

22
18
20
22
24
26
28
30

Я кивнула, подтверждая, что знаю. Дети рождаются редко. Палагейцы и даории не особо скрывают эту проблему, поэтому информация упоминается во многих учебниках. Да и знание о малочисленности даориев и палагейцев никак бы не помогло людям в борьбе, захоти они начать войну. Силы не равны.

Я так же слышала, что палагейки и даорийки слишком часто умирают, если рожают рано. Их организм формируется по-другому, и несмотря на то, что они физически способны забеременеть уже после восемнадцати, для их здоровья это слишком рано. Продолжительность жизни палагейца или даория сто пятьдесят – двести лет. Поэтому предпочтительный возраст для рождения ребёнка наступает около сорока-пятидесяти. В университете рассказывали, что не только женщины, но и мужчины принимают специальные травы, чтобы не допустить ранней беременности, которая, вероятнее всего, приведёт к смерти будущей матери.

Все эти мысли сухими, заученными фактами всплыли в голове, но кровь отлила от лица при мысли, что это относится и ко мне. Какая у меня продолжительность жизни и к какой расе я вообще отношусь, имея где-то внутри часть Переправы?

– У Калисто было два выкидыша до рождения Илиры, – отвлёк меня от пугающих мыслей Майрон. – В детстве дочь была слабой. Часто болела и проводила время дома за книгами. Она предпочитала в любой конфликтной ситуации находить компромисс. Не любила ссоры и противостояния, была миролюбивой. Даже злиться долго не могла, слишком быстро расстраиваясь от ощущения гнева. Кстати, она тоже интересовалась Переправой и искала осколки, надеясь помочь Привратнику и миру иллюзий восстановиться.

Я ответила дедушке смущённой улыбкой, радуясь, что хоть в этом мы похожи.

– Разве миролюбивый глава не лучший выбор для процветания Дома? – уточнила я.

– В этом случае – разумеется. Своей терпимостью Илира пошла в меня. Я умею вести переговоры, искать компромиссы и контролировать свой гнев. Но сейчас речь не о процветании, Кассия, – с нажимом напомнил он. – Мы в самом разгаре борьбы за власть. Если хоть кому-то удастся пошатнуть наше влияние в Совете и поставить под вопрос главенство среди Домов, то политические волнения не прекратятся никогда. Все Дома будут хотеть подвинуть соседний, поняв, что это реально.

Я задумчиво пожевала нижнюю губу, вспоминая тревоги Кая. Он упоминал о том же и говорил о необходимости возвращения богов.

«Если Дом Раздора сместят, то это создаст прецедент. В Совете начнётся хаос, все будут бороться друг с другом если не за главенство, то хотя бы ради возможности стать немного влиятельнее. Я считаю, что нам нужны те, кто будет неоспоримо выше, не подвержен хаосу и жажде власти».

Я откинулась на спинку и едва не застонала от разочарования. Хотелось выть от того, как легко складывалась картинка с ответами теперь, когда я получила больше информации.

Камаэль – сын Гипноса и прекрасно знал о том, что грядёт. Знал, что боги, о которых он говорил, вернутся. Это не было вопросом времени и стечения обстоятельств. Это был план. Гипноса, Мороса, Кая и Весты. Они одна семья, и каждому отводилась своя роль.

– Боги вернулись, – напомнила я. – Разве они не собираются взять главенство над Советом архонтов? Борьба за власть станет бесполезной.

– Пока они не высказали желания снова встать во главе, а борьбу не так-то просто пресечь. Какое-то время даже под надзором богов она будет продолжаться, поэтому нам нужна такая наследница, как ты, – Майрон наклонился вперёд, заверяя, но я ощутила усталость.

Мне захотелось переубедить его, вывалив на дедушку все мои отрицательные качества. Рассказать про подработку в сомнительном заведении, выпивку в клубах, наркотики с кровью палагейцев и то, как в приступе гнева я перестреляла несколько человек. Рассказать, как связалась с компанией Кая и Элиона, которые множество раз преступали закон и не скупились на жестокость, если требовалось. Я захотела напомнить архонту, что едва не пристрелила собственного отца и сейчас жалела лишь о том, что мне это не удалось. Я не в состоянии разобраться в собственной жизни, поэтому не смогу вести за собой целый Дом. Даже не представляю, сколько палагейцев являются подданными Майрона.

Я задышала тяжелее, мысли о беспорядке в моей судьбе опутывали и тянули на дно отчаяния. Я никому не могу помочь. Я залпом осушила попавшийся под руку бокал вина, едва не подавившись. Майрон не остановил, но пристально смотрел, дожидаясь ответа.

В итоге я не сказала ничего из того, что хотела. Сомнительные факты моей биографии вертелись на языке, но алкоголь не дал достаточно храбрости, чтобы напомнить дедушке о них. Мне нравились его компания, его терпение по отношению ко мне и спокойствие. Он смотрел изучающе, словно искренне пытался понять. Майрон хотел меня узнать, и я не желала портить впечатление, которое и так вряд ли было хорошим.

– Тебе известно, что творится внутри нашего Дома? – туманно уточнил Майрон, понизив голос.

Я выдержала длинную паузу, размышляя, на что он намекает. Вспомнила рассказанное Каем.

– Вы мужчина и не можете быть архонтом. Временно на это закрыли глаза, но период поблажки на исходе, – прямо ответила я, удивляясь, как мне всё легче удавалось говорить на палагейском.

Акцент оставался сильным, но воспоминания о языке и все полученные знания наконец слились вместе, позволив говорить и осознавать информацию быстрее.