— Да стреляй уже, пидарасина! — рявкнул я.
Выстрел я немножечко успел услышать, а потом наступила тьма.
Впрочем, она быстро закончилась. Я обнаружил себя стоящим в магическом круге у Сандры на работе. Сандры пока, ясен пень, не было. Я прошёл к стулу, шлёпнулся на него. Окинул взглядом инвентарь. Рабочая электруха вывалилась, легендарный Риккенбакер на месте. Рандом такой рандом, эх...
— Рандом-рандом окутал землю вновь, — тихонько запел я, положив голову на ладони. — Далеко-далеко нерандомная любовь... Рандом имеет нас, но за нами нет вины. К виртуалу мы прикованы наве-е-е-еки... Бессмертные навеки мертвецы.
Любовь... Вот и брат говорит, что любовь. Сердце у меня, значит, золотое. А любить я, значит, не могу и не умею. А если б умел — песни бы писал хорошие, а не то говно, что пишу.
Да, говно! Да, пишу! Зато у меня мечта хотя бы есть. Своя, чистая и не обосраная. Как батя завещал, которого я ни разу не видел, но какая-то частица меня была у него в яйцах, и эта частичка, может, передала мне на генном уровне этот ужас перед тем, чтобы жить без мечты.
Это легко — заменить мечту деньгами. Легко — просрать мечту, как мой брат. Кто он теперь на своём проекте? Винтик. И проект е**т со всех сторон все, кому не лень, а ведь он ещё на стадии «совершенно секретно». Когда же эта херь будет запущена официально, от мечты моего брата рожки да ножки останутся. Тем всегда и заканчиваются мечты — осчастливить человечество. Всё превратилось в говно. Союз — говно, перестройка — говно, девяностые — говно, двухтысячные — говно. И айфон говно, и фейсбук говно, и тик-ток говно. И проект моего брата ляжет вишенкой говна на этот говноторт.
Ну и где вы все, успешные, талантливые, гениальные, даже е**щиеся по тайм-менеджменту? Набиваете мешки баблом, чтобы потом оставить это бабло своим детям, чтобы хоть они попытались дотянуться до настоящей, необосраной мечты? Или вваливаете в церкви и благотворительность, чтобы хоть самих себя убедить, что в вашей жизни есть смысл? А когда мужик (ну или баба — один хер в данной ситуации) использует ваше драгоценное говно, чтобы реально сохранить своего сына, своего Колюнчика, вы хватаетесь за голову и бегаете в истерике, как пидарасы, во время полового акта нащупавшие вагину у своего партнёра.
Я плевал на вас.
Я блевал на вас.
Уроды.
Дверь открылась, я поднял на вошедших слезящиеся глаза.
— Коленька, — всхлипнул я. — Колюнчик! Деточка моя, сыночек. Я тебя не брошу. Я не такой, как все эти педрилы. — Я встал и, шатаясь, подвалил к Коле, обнял его. — Можешь на меня всегда положиться. Я тебя воспитаю, я от алкоголизма вылечусь — ради тебя. Мне-то самому плевать, я и алкашом поживу. А вот ради тебя — вылечусь. Век воли не видать, Коля! А нам с тобой и так её не видать...
— У-у-у, — протянула Сандра. — Погнали пьяные рыдания. Мёрдок, давай ты хоть оденешься, а? А то мне как-то неуютно смотреть на двух обнимающихся мужиков, один из которых голый.
— Мёлдок, — пролепетал Коля, и я, взяв шмотьё у Сандры, разрыдался.
TRACK_37
Я быстро пришёл в себя. Попил, поел, ещё попил, ещё поел. Здоровье восстановилось на три четверти, дальше не хотело. Больше того — начало уменьшаться. Ну, это мы знаем, да... Нацедил себе пивка в кабаке, выпил. Здоровья прибавилось. Зато потом шкала чуть уменьшится.
Девки выдали мне вчерашний заработок — негусто... Да и Миллер ещё за неделю снял. Сука злобная.
— Босс, мы как, репать будем сегодня? — спросил Рома, сунувшись в кухню, где я сидел.
— Без меня, — покачал я головой. — Тренируйтесь. Качайте навыки. А у меня пока дела. Менеджера нет — приходится самому шустрить, дела устраивать.