– Да нет, я все понимаю. Ты можешь не брать.
– Вот еще! – перебивает она воинственно, а потом склоняется, целует меня в макушку и непривычно ласково, как-то проникновенно так говорит: – Спасибо, если тебе еще когда-то захочется обо мне позаботиться, знай, что я буду не против.
Я хмыкаю.
Отворачиваюсь взглянуть, как там дождь.
– Имей в виду, со мной нельзя расслабляться, – улыбаюсь крупным каплям на стекле. – Я этой заботой могу задушить.
Ира вздыхает – тяжело, выплескивая неприкрытую злость.
Порывисто обнимает меня.
– Он – дурак. Просто дурак, Наташка. Любой мужчина был бы счастлив жить с такой женщиной, как ты!
– Не любой, – не соглашаюсь я, стараясь не хлюпнуть носом. – Троих уже можно вычеркивать.
– Ну, дурку тоже нужно кем-нибудь наполнять.
Грустная шутка. И не смешная. А мы смеемся. Я так даже со всхлипыванием.
– Тебе когда на работу? – интересуется Ира.
– Есть еще полчаса. Не жди меня.
– Ок. Вечером позвоню! – это она кричит уже на бегу. Только и слышно вихрь, который проносится по квартире, как хлопает дверь ванной и ее голос уже в коридоре: – Кстати, трофей принимается, так что задание засчитываю! Осталось самое малое – перебороть страх высоких растений!
Хлопает входная дверь.
Тишина.
Хотя нет… показалось.
Заглянув в ванную, смотрю на стиральную машинку, которую я точно не запускала. В ней крутится всего одна вещь, которую я тоже туда не бросала, – майка с грустными мамонтенками.
На душе становится тепло, прямо до слез, оттого, что вот так, ненавязчиво, но с очевидным подтекстом обо мне сегодня позаботились тоже.
А вот фразу подруги про трофей я понимаю чуть позже. Когда верчусь в коридоре, упрямо не нахожу заколку, которой скрепляю волосы: работать с распущенными неудобно и жарко.