О! Подействовало! Перестали стучать…
Наконец-то…
А что именно подействовало?
Ведь я ничего ему не сказал?
Ему — это кому?
Да, этому… который все время что-то там бухтит. Смешной мужик… даже говорит разными голосами.
Когда я говорю по-немецки — он отвечает мне низким голосом. По-русски — как-то по-другому… не могу точно сформулировать… но… иначе.
А вообще он надоедливый. Сидит и постоянно что-то там бормочет. Временами — совершенно неразборчиво, даже слов не различаю. Приходится вслушиваться… тогда что-то начинает проясняться, и я начинаю понимать его речи. Порою он такую дичь несет — просто атас! Отвечаю, так он еще и возражает! Правда, надо отдать ему должное, аргументы воспринимает. И если ему вменяемо все разъяснить, соглашается. Странный дядя, элементарных вещей не знает.
Ну вот сказал бы мне кто-нибудь, что придется человеку про плазменный телевизор рассказывать, вот я удивился бы тогда!
А сейчас рассказываю, а он, подлюка, меня еще и подкалывает — фантазия, мол!
Баран… в каком лесу он рос?
Темно…
Он говорит — у меня что-то со зрением. Иногда, правда, становится светлее — я даже различаю какие-то очертания, фигуры, во всяком случае, отличаю одну от другой, лица ухитряюсь рассмотреть. Да и еще кое-что замечаю, мотаю, так сказать, на ус…
Вот эта — полноватая, в светлом халате — Мария, медсестра. Она меня кормит — приносит еду.
Нет, есть-то я и сам могу! Ложку — ту очень даже крепко держу! И не только ложку…
Мне постоянно гудят в уши — вам нельзя совершать резких движений! Могут разойтись швы!
Какие швы?
Я тут втихаря, когда совсем темно было, себя ощупал аккуратненько. Нет ничего — никаких швов не нащупал. Новых — так во всяком случае. Даже и на голове ничего нет. Волосы, правда, подстригли коротко.
А вот бреют меня другие, в руки бритву пока не дают. Мол, координация движений еще не восстановилась… могу нечаянно себя поранить…
Я что — совсем умом тронулся? Или жить не хочу? Чтоб я сам себя бритвой поранил — да это просто курам на смех! Чем только не брился в свое время!