– Хватит, Никита Иванович! – прервал его гетман. – Я все хорошо помню. Но ты, однако, пойми, что не так просто сие сделать, про что ты молвил.
– Но неужели нет у тебя на примете бедного офицерика, что про карьеру мечтает? Такого быть не может.
Гетман задумался и вспомнил про поручика Мировича. Только вчера тот был у него и выклянчивал пособие. Молодой, недалекий, жадный. И сестер у него целый выводок, в бедности пребывающих.
– Есть такой офицер, – произнес он. – Дак ты его и сам знаешь, Никита Иванович. Он постоянно императрице-матушке прошения подает. А сии прошения через твои руки проходят, не так ли?
– Кто таков? – спросил Панин.
– Земляк мой. Малоросс. Поручик Мирович. При Петре Великом его предок вместе с Мазепой к Карлу шведскому предался. За то всех имений их и лишили. А наш Мирович говорит, что он за деда своего не ответчик и просит вернуть хоть половину того, что у их семьи взято было.
– Мирович? Как же помню. Императрица уже дважды возвращала его прошения «с надранием»42, иными словами просьбишку его без ответа оставила. И что он?
– И меня заступы и покровительства искал.
– Вот как? Отлично. Вот и подбрось ему идею. Он ведь про секретный приказ Чекину и Власьеву не знает. Вот и пойдет освобождать Иванушку, а те его и упокоят. Вишь, как все отлично складывается. Действуй, гетман, и не медли.
– А ты мне содействие обещаешь в деле сохранения гетманства на Украине? – Разумовский посмотрел на Никиту Панина.
– Честно тебе скажу, граф Кирилл Григорьевич. Императрица с сепаратизмом покончить решила. И мои слова на неё не подействуют.
– Но разве я не показал себя как её верный слуга? – возмутился гетман.
– Да дело не в тебе, гетман. Ей вообще гетманство на Украине не нужно. Малороссия станет обычной частью империи без всяких привилегий. С тем смирись. Это тебе надобно было с теми идти, кто конституции для России придумывает. Чего же ты против них пошел?
– Какие конституции, Никита Иванович? Кому они у нас надобны?
– Вот именно, гетман. Именно. А ежели что, то мою личную заступу я тебе гарантирую. Не пропадешь со мной, граф.
– Ладно, и на том спасибо, Никита Иванович. Пойду я.
Когда гетман Разумовский вышел и братья остались одни, Петр обратился к старшему:
– Думаешь, сделает?
– А куда ему сердешному деваться, брат? Сделает все как надобно. К врагам он переметнуться уже не может. Много в каких пакостях замешан гетман. И у меня много чего есть на него. И ежели те верх одержат, и меня прижмут, я и гетмана им с потрохами отдам. Он сие хорошо знает.
– В опасные ты игры играешь, Никита.