–Что еще желаете спросить, господа? У вас ведь есть еще что-то?
–Дело о смерти жен Ермолая Ильина. Что имеете сообщить по сему делу? Ведь Ермолай состоял при вас в качестве конюха, и вы его должны знать хорошо.
– Я знаю его хорошо, господа. Что вы хотите знать?
– Вот, например, крестьянка. Катерина Семенова, жена вышеозначенного Ермолая Иванова зимой была загнана в пруд и простояла там под надзором дворни несколько часов и отчего умерла.
– Этого не было! – голос помещицы стал жестким. – Ермолайка возвел на меня напраслину!
– Понятно. А что насчет второй жены Ермолая Ильина Федосьи Артамоновой? – спроси князь Цицианов. – У вас были к ней претензии?
– Вы думаете, князь, что я могу помнить все мои претензии к дворне? Я плохо помню о девке Федосье.
– Но вы помните, от чего она умерла?
– Нет, не помню. Но мой эконом помнит. Савелий! – снова закричала помещица, призывая эконома.
Тот тотчас же появился.
– Спрашивайте его господа. Он все моих крестьянишек знает, что при доме служили.
Цицианов повторил свой вопрос.
– Как же помню я про девку Федосью, – сразу ответил эконом. – Она и вправду опрокинула на себя кадушку с кипятком, когда воду для ванны барыни носила. И от того померла.
– Опрокинула кадушку? – спросил Соколов. – А кто видел сие?
– Да много кто, ваше благородие. Вот сейчас же могу привесть, ежели ваша воля, троих девок. Они тому были свидетелями.
–А наказывали ли Федосью по приказанию барыни? – прямо спросил Цицианов.
–Дак не без того. Барыня наша строга да порядок во всем любит.
–А в чем были эти наказания?
–Да как? Выпороли бабу и все. Но после порки она всегда своими ногами ходила. И от порки никто из крестьянишек не помирал в дому у матушки-барыни.
–А что скажешь о крепостной Аксинье Яковлевой, Савелий? Правда ли что за плохое мытье полов она была пытана кузнечными щипцами, от чего померла?