– Вона как! – вскричал Тютчев. – Неужто против Дарьи Николаевны дело завели? Да не верится мне, что получиться из этого что путное. Сколь раз жалобы на неё писали? Знаешь ли? Раз 30, а то и поболее. Разным чиновникам писали. Откупиться Салтыкова, как и ранее откупалась.
– На сей раз дело приказано вести по именному повелению самой императрицы Екатерины Алексеевны.
– Правда ли то? Вот как! Дошло таки дело до государыни! Ох, как хорошо! Тогда может и будет чего. Хотя на Руси говорят, что царские милости в боярское решето сеются. Али еще говорят, жалует царь, но не жалует псарь.
– Сударь, я слышал, что и ты некогда жалобу на Салтыкову подавал. И меня особенно интересует это дело сейчас. Слово дворянина стоит больше чем слово крепостного.
– Подавал, сударь мой, жалобу, подвал. Но хода той жалобе не дали.
– А что тогда случилось? Можешь ли мне, сударь, про то рассказать?
– Отчего не могу? Могу. А случилось вот что. Я в течении года ездил к Дарье Николаевне в гости запросто.
– Такие слухи ходили по Москве, что вы с ней состояли в любовной связи. Так ли сие? Прости меня, что задаю такие вопросы, но не из праздного любопытства, а по долгу служебному.
– Был грех. Очаровала она меня. Муж у ней тогда только помер. Молодая вдовушка. Кровь с молоком. И в постели такая баба, что ух! – Тютчев причмокнул. – Я каждый день к ней ездил, а затем и ночевать оставался часто. Баба без мужика сам понимаешь сударь, и не баба вовсе.
– Так ты бывал в её доме так часто? – этого Соколов ранее не знал.
– Бывало и неделями не вылезал из её имения в Троицком. Но затем я встретил свою Марьюшку и пришлось мне порвать с Дарьей-то. Я престал у неё бывать, а она слала и слала ко мне своих гайдуков с приглашениями. Я поначалу отговаривался нездоровьем. Но она прознала, что у меня есть невеста и приказала своим людям похитить меня, когда я у себя в имении уток стрелял. Моего слугу Степашку они убили до смерти, а меня связали и привезли к Салтыковой. Дарья была в бешенстве от ревности. Перетрусил я тогда, сударь. Ох, и перетрусил!
– И она применила к тебе насилие?
– Насилие? Нет. Только угрожала. Подвалы в своем имении мне показала. И там я видел такого звероподобного ката, что мурашки пошли по коже. Думал сейчас привяжут меня сердешного к бревнышку и растянут на дыбе. Али калеными щипцами прижгут. Но ничего обошлось. Она велела мне забыть Марью мою и думать не сметь о женитьбе. Не то грозила, что злою смертью и меня и Марью порешит.
– И что далее?
– А что далее? Обещал я ей то, и меня отпустили.
– Но выполнять обещание ты не собирался, Николай Андреевич? Так?
– Конечно, не собирался. Я забрал Марьюшку и в Москву. А там жалобу написал начальнику полицмейстерской канцелярии действительному статскому советнику Андрею Иванычу Молчанову. Тот жалобу принял и меня выслушал. Обещал дело завести и во всем разобраться. Прокурор Сыскного приказа Хвощинский назначил чиновника по моему делу надворного советника Льва Вельяминова-Зернова.
– Знаю Вельяминова-Зернова. Это верный человек Хвощинского. Что прокурор скажет, то он и сделает.
– И он вскоре дело то и прикрыл. Никакой вины Дарьи Салтыковой в смерти моего крепостного Степашки не было. И Дарья обещала примерно наказать своих холопов за смертоубийство, а мне выплатить стоимость убытка. Да позабыла о том и ни копейки не заплатила.
– И все?