Служу Престолу и Отечеству

Тут в разговор вступил Павлов:

– Федор Артурович, опыт врача говорит о том, что контузия может повлиять на органы чувств и, в частности, на обоняние. Давайте прямо сейчас это и проверим. Михаил Николаевич, передайте, пожалуйста, генералу вот эти две пробирки.

Через мгновение перед Келлером оказался штатив с двумя небольшими стеклянными сосудами, помеченными литерами Х и У.

– Федор Артурович, одна из этих пробирок стерильно чистая, а в другой когда-то был налит керосин. Попробуйте по запаху выявить именно ее. На эксперимент отводим минуту. Время пошло.

Со стороны картина выглядела несколько комично. Мужчина гренадерского роста в генеральском мундире, подобно профессиональному сомелье, тщательно обнюхивал пробирки и даже, чего греха таить, попытался лизнуть одну из них.

Наконец Павлов скомандовал:

– Время!

– Скорее всего, керосин был в пробирке Х. – Келлер, еще раз втянув носом воздух, решился на ответ.

– Ну что же, – ответил Иван Петрович. – Хочу вас обрадовать – с обонянием всё в порядке. Я предлагаю вам хорошенько отдохнуть, если появится желание до ужина прогуляться по территории, то дежурный получил необходимые инструкции. Завтра утром, с девяти, начнем наш марафон по кабинетам, не забудьте, кстати, переодеться. Заодно ваш мундир вычистят и выгладят.

Через несколько минут, когда генерал ушел в свой номер, доктор Голубев высказал свое мнение по поводу эксперимента:

– А вы оказались абсолютно правы, Иван Петрович. Келлер таки выявил «пробирку с керосином», хотя они были обе одинаково стерильны. Следовательно, у него высокая степень внушаемости. Я, признаться, думал, что генерал с привычкой командовать тысячами людей, посылать их в бой, подчиняя своей железной воле, окажется более твердым орешком.

– Видите ли, Михаил Николаевич, – ответил академик Павлов, который, не поднимая глаз на собеседника, что-то записывал в блокнот, – дело в том, что мы, военные, боимся… – тут он несколько запнулся и поправился: – То есть я имел в виду, просто военные, при выполнении поставленной задачи, больше всего боятся показать немогузнайство. И они отчаянно пытаются найти решение там, где его нет. Значит, завтра после всех осмотров и анализов, заручившись согласием Федора Артуровича, попробуем провести гипнотический сеанс и, надеюсь, получим ответы на все наши вопросы. Хотя я подозреваю, что с этим «ефрейтором» в сознании не всё так просто… Кстати, Михаил Николаевич, у вас не появилось новых данных о том оракуле с погонами прапорщика, благодаря которому мы познакомились?

Доктор покраснел и отрицательно покачал головой, опасаясь, что голос невольно выдаст обман, и одновременно незаметно скрестил пальцы, отчаянно надеясь, что академик всего этого не заметил.

– Значит – ничего нового, – подытожил Павлов, – жаль, хотя время пока терпит. Придется, видимо, обратиться за содействием к принцу Ольденбургскому. Уверен, что ответ на запрос, подписанный его императорским высочеством, получим незамедлительно… Но наш разговор, Михаил Николаевич, натолкнул меня на одну идею. Скажите, вы знакомы с научными работами итальянцев Анджело Моссо, Чезаре Ломброзо и Виторио Бенусси, доказывающими возможность инструментального выявления лжи?

– Иван Петрович, но все это попахивает средневековьем, шаманство какое-то – измерять пульс, обнюхивать потовые железы. Так, может, в качестве эксперта пригласим осла с измазанным в краске хвостом, хе-хе-хе?

– Не скажите, коллега, не скажите. Наш с вами великий предшественник Авиценна по пульсу не только ставил диагноз, но и, если верить легенде, спас от смерти несчастную девушку, вычислив адрес и имя ее возлюбленного. А если обратиться к современности, то еще в тысяча восемьсот девяносто пятом году для выявления лжи применили гидросфигомометр, а совсем недавно и пневмограф. И эти доказательства приняли даже в суде! А по данным, которые мы получили благодаря нашей разведке за океаном, американский психолог Уильям Мартсон активно работает именно в этом направлении. А посему, Михаил Николаевич, формируем группу. Я осуществляю общее руководство, Павел Иванович Ижевский, используя свои старые связи с учениками Попова, курирует техническую часть исследований, а за вами – выдвижение кандидатур психологов и невропатологов. Тему назовём – «Локки». Задание – до конца тысяча девятьсот пятнадцатого года создать действующий образец прибора и подготовить его к производству хотя бы в виде опытной партии. Сам аппарат пусть именуется «полиграф». Звучит академически, а суть скрыта. Но на сегодня – всё, отдыхаем. Завтра нам предстоит серьезная работа.

С предложение «прерваться» Голубев согласился с энтузиазмом, правда, он предполагал срочно поставить в известность капитана Бойко о том интересе, который проявляет академик Павлов к Гурову, и о возможном запросе от имени принца Ольденбургского. Задача была не из легких, ибо военная цензура и перлюстрация почтовой корреспонденции стала притчей в языцех и модной темой страшных историй о «черных кабинетах», рассказываемых во время интеллигентских посиделок с проклятиями в адрес «царских сатрапов и душителей свободы». В действительности все обстояло одновременно значительно проще и сложнее. Существовала система осмотра почтовых отправлений. Вся корреспонденция, поступающая в военную цензуру, подразделялась на категории:

1) письма, отправленные за границу (заказные, простые, страховые, посылочные);

2) письма, прибывшие из-за границы (заказные, простые, страховые, посылочные);

3) корреспонденция в действующую армию и из нее;