– И чем же она отличается от лица, если ты уже неделю отличить не можешь?
– То есть для тебя нет разницы, с программой ты общаешься или с живым человеком?!
– Иные программы,– выразительно сказал доктор,– поприятнее людей будут. А если это, скажем, я – тоже пристрелишь?
– Да! – запальчиво подтвердил Станислав.– То есть…
Поздно. Вениамин со стуком поставил так и не пригубленную кружку, молча отодвинул стул и пошел к медотсеку.
– Вень, ну чего ты? – спохватился капитан.– Я же знаю, что это не ты!
– А вот я насчет тебя не уверен! – огрызнулся доктор, и створка задвинулась.
– Венька! – Станиславу тоже резко расхотелось чаю. В раздумье покрутив кружку за ручку туда-сюда, он встал, подошел к медотсеку и тихо, виновато постучался.– Ну извини, я был неправ…
– Я тоже,– неестественно спокойно отозвался друг, чем-то позвякивая – видно, взялся наводить порядок в шкафу, чтобы унять нервы.– Капитан из тебя паршивый!
Станислав до боли стиснул кулаки. Нет, расквасить Веньке нос ему не хотелось. Но и лупить в сердцах по стене было глупо.
К тому же за спиной прошелестела дверь шлюза, и капитану пришлось срочно брать себя в руки.
Владимир поглядел на Станислава с легким неудовольствием, однако продолжил путь к холодильнику. Вытащил оттуда ополовиненную банку с паштетом, оставшимся с завтрака, брезгливо принюхался, но все-таки соорудил огромный бутерброд, еще и майонезом из тюбика сверху полил.
– Да, капитан, давно хотел сделать вам замечание. Скажите своим подчиненным, чтобы перестали увиваться вокруг моей лаборантки,– небрежно, но в приказном порядке бросил микробиолог.– А то знаю я этих романтиков космических дорог: вскружат доверчивой девчонке голову, и ищи-свищи их потом.
Капитан уставился на ученого, как настоятель монастыря, послушников которого обвинили в групповых оргиях. Даже заядлый казанова не стал бы крутить амуры на борту космического судна, более того – самые пропащие пираты, узнав о таком, без разговоров выкинули бы сластолюбца в открытый космос. В портах – святое дело, Ее Величество Любовь – тоже понятно (хоть и «кхм»), но вносить раздрай в экипаж ради проходной интрижки?! И, что самое существенное, среди космолетчиков это считалось Дурной Приметой, которая действовала мощнее брома.
– Я ручаюсь, что в обществе моих ребят вашей лаборантке ничего не грозит,– ледяным тоном отчеканил Станислав.– Даже если она сама попросит.
– Все равно, нечего ей к ним бегать,– упрямо буркнул Владимир.– Она сюда работать прилетела, а не на танцульки.
– Но не круглые же сутки ей работать! – вступился за бедную девушку капитан.– Полина и так приходит к нам только по вечерам, нельзя же требовать от молодой…
– Молодость,– нравоучительно поднял палец ученый,– это время закладывать фундамент для старости. Чем больше наработаешь сейчас, тем больше пожнешь потом. Вот вы, например, чем в молодости занимались, что до сих пор вынуждены грузовики гонять?
Станислав на миг потерял дар речи, а потом показал чем. Прижатый щекой к стене (к ней же, чуть ниже, прилип паштетом бутерброд), ученый вмиг растерял половину спеси и взвыл:
– Что вы себе позволя-а-аете!